Исполнить приговор в полной мере шведские власти не успели, потому что 31 октября обвиненный, переодевшись в одежду охотника, исчез из Стокгольма и через некоторое время опять появился в любимом Эрвалене. «Зловредные бумаги» палач незамедлительно сжёг, недвижимость беглеца была конфискована в пользу короны, движимое имущество поступило в распоряжение наследников, среди которых находился и братец Карл. С церковных папертей было прочитано строгое предостережение всем, кто собирался давать Паткулю убежище и кров. О преступнике Йохане Рейнхольде Паткуле шведские послы сообщили всем дворам Европы.
«Конечно, обвинения, выдвинутые прокурором против лифляндских баронов в соответствии с господствовашим тогда государственным правом и одобренные комиссией, были тяжёлыми», — вздыхает самый последовательный противник Й.Р.Паткуля О. Шёгрен и признаёт: «Для чиновничьей иерархии, действовавшей от имени самодержавного права, закон о монархе оказался ужасным орудием, применяемым и в последующие времена, чтобы устрашать и унижать».
Между тем исчезновение Паткуля из Стокгольма для шведских властей вряд ли должно было казаться неожиданным. Ещё в августе Паткуль посетил графа Б. Оксеншерну и заявил ему, что уже исчерпал все аргументы в свою защиту и напомнил о существовании охранной грамоты короля, а также о планах убытия из Стокгольма ближайшим рейсом судна в Ригу. Отплытие судна было по техническим причинам отложено, а 22 сентября Паткуль получил отказ на своё прошение о помиловании. 2 октября он снова напомнил властям о своём намерении воспользоваться для убытия из Швеции охранной грамотой, но по каким-то непредвиденным причинам задержался в столице до конца месяца. Вероятно, ему нужно было переходить на нелегальное положение, чтобы избежать ареста. Но, кажется, он и этого не сделал.
О. Шёгрен сообщает, что на столе у Паткуля (похоже, властям было известно, где и в каком месте стоял этот стол) нашли две записки: одна была адресована комиссии, другая – королю. В первой записке он сообщал о своём разочаровании шведским правосудием, называет его спектаклем и добавляет, что возвращение в безопасное убежище он связывает с необходимостью «иметь свободными руки для спасения моей чести перед Его Королевским Величеством и, если понадобится, перед целым миром и не дать шанса для торжества моим преследователям». В обращении к Карлу ХI Паткуль просит пощадить его от судебного преследования и заверяет короля, что, несмотря на все невзгоды и несправедливости, выпавшие на его долю, он до смерти будет хранить ему верность своего «незапятнанного сердца». Таковы были законы жанра и этикета того времени: даже злейшие враги сохраняли видимость куртуазности и необходимой вежливости.
Известно, что путь из Стокгольма до Риги Паткуль проделал по морю – скорее всего, на какой-нибудь частной купеческой яхте или шаланде. Отплытие крупных парусных судов в Ригу строго контролировалось властями шведской столицы, и если бы Паткуль воспользовался официальным каналом сообщения с Лифляндией, то приговор чрезвычайной комиссии в отношении него стал бы реальностью, а наше повествование прервалось бы на этом самом месте.
Лифляндский период жизни Паткуля закончился. Оппозиция лифляндского рыцарства была подавлена и разгромлена. Уже в декабре 1694 года указом Карла ХI конституция Лифляндии была упразднена, роль шведских властей в провинции усилена, должности ландратов отменены, а чрезвычайная комиссия продолжала свою работу и выносить смертные приговоры. В стране воцарилось молчание. В октябре 1695 года в Риге состоялся очередной ландтаг рыцарства, о котором генерал-губернатор с триумфом отчитывался перед королём: «В рыцарской комнате царит гробовое молчание… Рыцарство целиком и полностью отдалось на милостивую волю Вашего Величества». Но главный исполнитель указов и проводник политики короля в Лифляндии граф Хастфер не долго радовался победе: в декабре 1695 году в возрасте 38 лет он неожиданно «почил в бозе».
По прибытии в Курляндию Паткуль написал письмо матери, в котором он выразил удовлетворение тем, что имение Линден не попало под редукцию и обещал не оставить её своими сыновними заботами. Он жаловался на своего брата Карла («Бог найдёт его»)[21] и заверял мать в том, что в изгнании он не будет испытывать нужду и что скоро найдёт себе источники пропитания.[22]
Гертруда Мёллер не могла безучастно смотреть на то, как недвижимость сына раздиралась между кредиторами и государственной казной, и, как это у неё уже было заведено, совершила партизанский набег на имение Вайдау, чтобы явочным порядком занять его. Естественно, никаких юридических прав на имение она не имела – главное, надо было продемонстрировать свой характер. Кредиторы Вайдау подали на неё жалобу. Тем не менее, мать Паткуля почти год держала оборону в Вайдау, пока суд насильно не выдворил её из дома. Последние годы она доживала с невесткой – вдовой умершего Карла – и, как свидетельствуют источники, натерпелась от неё достаточно. Родственники умершего мужа предложили ей переехать к ним, однако упрямая баронесса предпочла оставаться с ненавистной невесткой, но в стенах своего дома.
21
Это пророчество сбылось слишком быстро: Карл Паткуль не прожил и трёх лет с момента своего предательского выступления против брата.