За последние двадцать лет Коммунистическая партия Китая изменила свой подход, вновь взяв на себя ведущую роль в решении проблем, связанных с болезнями и бедностью. В период с 2005 по 2011 год Китаю удалось охватить медицинским обслуживанием от 50 до 95 процентов населения. Это стало выдающимся достижением для страны с населением 1,3 миллиарда человек, и стало возможным только при полной политической и финансовой поддержке государства. В результате за последнее десятилетие резко сократилось число инфекционных заболеваний, от которых теперь редко умирают дети и подростки. В то же время правительство прилагало целенаправленные усилия для улучшения благосостояния беднейших слоев населения в сельских районах. Бурно развивающаяся экономика позволила государству потратить 244 миллиарда долларов на сокращение крайней бедности, и, возвращаясь к дореформенному маоистскому подходу, более 3 миллионов партийных кадров отправились в сельскую местность, чтобы поддержать эти усилия. В 2021 году президент Си объявил, что Китай искоренил крайнюю бедность. Хотя он имел в виду национальную меру крайней бедности, которая сопоставима с шокирующе низким порогом Всемирного банка в 1,90 доллара в день, это все равно довольно большое достижение, учитывая, что еще в 2000 году почти половина населения жила за чертой бедности.
Я не собираюсь пропагандировать коммунизм. Скорее, я хочу показать, что, подобно тому как государство сыграло решающую роль в победе над инфекционными заболеваниями в Великобритании конца XIX века, оно также было жизненно важно для выхода Китая из ловушки бедности в конце XX века. Тем не менее мы не должны упускать из виду серьезные негативные стороны китайской модели развития. Улучшение здоровья и благосостояния было достигнуто несмотря на оруэлловское пренебрежение к свободе личности и правам человека - от "Великого скачка" до современного обращения с уйгурами и, конечно, реакции на Ковид-19. Несмотря на это, именно железный кулак тоталитарного государства вытащил Китай из ловушки бедности, а не невидимая рука рынка.
Отбросьте лестницу
Из-за отсутствия политической воли в странах Африки к югу от Сахары ежегодно умирают миллионы людей от болезней, которые можно предотвратить и вылечить. Если бы политики - как внутри страны, так и на международной арене - уделяли приоритетное внимание профилактике и лечению, то влияние инфекционных заболеваний быстро стало бы незначительным, как это произошло в Китае. Паралич в большей части Африки к югу от Сахары - это, по крайней мере, частично, наследие колониализма. Турецко-американский экономист Дарон Асемоглу демонстрирует, как характер расселения европейских колонизаторов в XVII-XIX веках определялся инфекционными заболеваниями. Там, где уровень смертности был низким - например, в Новой Англии, - люди привозили свои семьи, оседали и строили новые общества по образу и подобию тех, которые они только что покинули; в этом им помогали инфекционные заболевания, уничтожавшие коренное население. Эти колонии превратились в богатые демократические государства, которые, хотя и были несовершенны, относительно чутко реагировали на нужды избирателей.
Там, где смертность от инфекционных заболеваний была высокой, результат был совершенно иным: предприимчивые колонизаторы создавали добывающие институты, призванные заработать как можно больше денег, как можно быстрее, прежде чем они вернутся домой к своим семьям. Наиболее ярко это проявилось в Африке к югу от Сахары, где малярия и желтая лихорадка сделали этот регион практически непригодным для жизни европейцев. Асемоглу утверждает, что характер колониального государства сохранился после обретения независимости и продолжает влиять на траекторию развития бывших колоний. Соответственно, многие государства к югу от Сахары не могут или не хотят планировать и осуществлять меры в области общественного здравоохранения, необходимые для предотвращения распространения инфекционных заболеваний, - например, инвестировать в базовые системы водоснабжения, санитарии и здравоохранения. Они также не в состоянии использовать деньги, поступающие в регион - от продажи природных ресурсов, в виде займов коммерческих банков и подарков иностранных государств в обмен на политическую лояльность, - чтобы запустить процесс самоподдерживающегося экономического развития.
В тезисе Асемоглу, безусловно, что-то есть. Нам не нужно далеко ходить за примерами того, как наследие колониализма повлияло на способность постколониальных правительств бороться с инфекционными заболеваниями. Например, когда Конго стало независимым в 1960 году, в стране было всего несколько десятков выпускников конголезских университетов, ни одного доктора или инженера, и только три из 5000 руководящих должностей на государственной службе занимали африканцы. Значительная часть денег, которые поступали в постколониальные государства в десятилетия после обретения независимости, присваивалась коррумпированными политиками и технократами - точно так же, как это делали европейские колонизаторы. Если средства и не разворовывались, то зачастую тратились на плохо продуманные инфраструктурные проекты, которые часто строились по предложению западных консультантов. Однако не стоит слишком фаталистично относиться к судьбе постколониальной Африки. Многие африканские политики упорно работали над улучшением здоровья и благосостояния своих стран, несмотря на то, что карты были сложены против них. Более того, в 1970-х годах им это почти удалось.