- Герберт, - сказал я, - как долго, по-твоему, ты сможешь продолжать в том же духе? Рано или поздно об этом станет известно. Что, если кто-нибудь на это наткнется?
Он улыбнулся мне.
- Тогда их ждет небольшой сюрприз, не так ли?
Вопреки всему, меня тянуло к этому человеку. Его интеллект был почти сверхъестественным. От его хирургического мастерства у меня часто буквально захватывало дух. Я был свидетелем того, как он спасал жизни и конечности, на что ни один другой медик не мог даже надеяться. За один день с Уэстом я узнал больше, чем мог бы узнать за любые пять лет учебы в медицинской школе или хирургической практики. Он был сверхъестественным. Он очаровал меня. Он напугал меня. Он заставил меня почувствовать себя средневековым пильщиком костей с банкой пиявок.
Какой бы ужасной, невыносимо мрачной ни была война, для меня было одно светлое пятно, которое было моим путеводным светом, моей силой и моей надеждой: Мишель Лекруа. Она была дочерью мэра Аббинкура. Темные волосы и глаза, экзотическая красота, от которой у меня подкашивались колени, стоило просто взглянуть на нее. В том, что я был влюблен, не могло быть никаких сомнений. Уэст, конечно, этого не одобрил.
- У тебя хорошие мозги, - сказал он мне, - но ты тратишь их впустую на простые животные нужды.
Но он не понимал меня и никогда не мог понять.
Я решил попросить ее руки и сердца. Когда я рассказал об этом Уэсту, он рассмеялся над этой идеей.
- Брак? В этой Богом забытой дыре? Это абсурд. Это просто комедия, -потом он, должно быть, увидел выражение моего лица и вздохнул. - Но... не вздумай когда-нибудь сказать, что я встал на пути твоей романтики. Конечно, я буду с тобой .
Несколько дней у меня была надежда на этого человека, но это длилось недолго.
Как я уже сказал, я мало виделся с ним, затем он снова разыскал меня, утащив ночью, чтобы показать свою новую мастерскую. За последние два месяца, как я обнаружил, он действительно был очень-очень занят. Как мне описать то, что я там увидел? Кости, разбросанные по полу... ведра с дымящимися анатомическими отходами... распространяющиеся зловонные пятна... все еще покрытые листами формы на плитах... сочлененные скелеты, свисающие с проводов... расчлененные чудовища... отвратительная вонь склепа. Стены были увешаны гравюрами по анатомии, полки заставлены черепами, книгами и загадочной стеклянной посудой, бутылками и банками с неизвестными химикатами и порошками, мрачно хранившимися вещами в бочках и резервуарах с маслянистой жидкостью.
Среди изобилия биохимического аппарата, который казался сочетанием современного научного оборудования и изделий средневековой алхимии, я заметил, что его исследования следовали почти невыразимым извращенным линиям. То, что я увидел, было складом мертвецов: большие стеклянные сосуды, наполненные частями тел – головами, руками, ногами, кистями, различными органами... И посмею ли я сказать, что ни один из них в своих резервуарах с консервантами и жизненно важными растворами не был так мертв, как должен был быть? Что я увидел извращенное и дьявольское движение среди этой коллекции патологической анатомии?
Уэст был убежден, что существует эфирная, неосязаемая связь между различными частями тела, что даже отделенные от нервной ткани сопутствующие части рассеченной формы ответят на зов ее мозга. Я знал, что это правда. Ибо я видел доказательства этого в сарае с обезглавленным туловищем майора сэра Эрика Морленда Клэпхема-Ли, который был обезглавлен в авиакатастрофе, а затем последовательно реанимирован Уэстом... И голова, и тело.
Так что, да, я увидел самые невыразимые и отвратительные вещи на ферме. В то время, как продолжались его исследования капризов совершенной реанимации, он участвовал в некоторых побочных проектах, природа которых заставила мою кровь застыть в жилах. Там, на столе, в металлической проволочной клетке, окруженной мензурками и колбами, лабиринтом стеклянных трубок и тем, что казалось архаичными перегонными кубами, ретортами и спиртовыми камерами, я увидел гротескное мясистое существо, которое было не одной крысой, а шестью или семью, которые были выбриты налысо, а затем искусно сшиты в единое целое – вялую, пульсирующую массу ткани с различными когтистыми придатками, царапающимися в поисках спасения, и несколько голов с зияющими челюстями; "существо" смотрело на меня мутными красными глазами с ненасытным голодом.
- Это ужасно! - cказал я. - Почему, Герберт? Зачем, во имя всего святого, ты это сделал?