— Это они заставляют тебя одеваться, как педика?
— Я не педераст.
Флако оглядел его еще раз. Улыбнулся.
— Ты был как учитель. А я ни черта не знаю.
Айзек снова пожал плечами, старался держаться невозмутимо.
— Мне было девять, и я думал, что ты способный. Улыбка Флако дрогнула.
— Видно было, что ты там думал.
Он хлопнул Айзека по спине рукой с числом «187». Вытянул ее для сердечного рукопожатия. Кожа была твердой, сухой и мозолистой, словно плохо отшлифованное дерево. Засмеялся. Из его рта дурно пахло.
— Рад был увидеть тебя, приятель. Ну а мне пора отчаливать, — сказал Айзек.
— Отчаливать? Это что за слово — из кино или еще откуда-то? — Флако на секунду задумался. Лицо его просветлело.
— Пойдем, покурим травку, приятель. У меня есть, эти сволочи не нашли.
— Нет, спасибо.
— Нет, спасибо?
— Не курю.
— Да ну? — удивился Флако. — Ну ты даешь! Отступил на шаг, еще раз оглядел Айзека.
— Да, дела!
— Тем не менее спасибо. Флако махнул рукой.
— Иди, приятель, иди.
Когда Айзек повернулся, Флако сказал:
— Ты пытался научить меня. Я не забыл. Ты приносил мне кукурузу или что-то в этом роде.
— Тамалес.
— Как бы ни было, ты считал меня способным. Да?
— Да.
Флако обнажил гнилые зубы.
— Интересно, что ты там считал. Эй, приятель, давай-ка проверим это: как насчет того чтобы «отчалить» отсюда? Я покурю, а ты посмотришь и мы поговорим, что ли, приятель. Узнаем, как кто жил все эти годы.
Айзек подумал, но не слишком долго.
— Конечно, — сказал он.
В конце встречи он даже сделал две затяжки.
Они сталкивались друг с другом раз или два в год. И это всегда бывали случайные встречи на улице. Иногда у Флако не было времени для Айзека. В другой раз он жаждал общения. Когда такие встречи происходили, Флако курил и говорил, а Айзек слушал. Однажды, когда им было по шестнадцать, Айзек по какой-то причине пребывал в плохом настроении. Он глубоко затянулся, дым обжег ему легкие, в голове появилась странная легкость. Он много смеялся, потерял контроль. Домой пошел, как во сне, пролежал в постели до обеда. Ел с аппетитом. Мама смотрела на него с одобрением.
Когда им было по семнадцать, Флако попросил Айзека растолковать ему некие юридические документы, поскольку умение читать у него так и осталось на уровне четвертого класса.
Судя по документам, Флако украл сигареты из автомата, и ему назначили год исправительных работ. Пункт 466.3 Уголовного кодекса. Об этом хвастливых татуировок не сделаешь.
На следующий год Флако показал Айзеку свои пистолеты. Большой черный автоматический оттягивал карман его просторных штанов. Другой, шестизарядный, поменьше, был прикреплен к щиколотке.
Пистолет на щиколотке, он, наверное, видел в кино.
— Классный, — одобрил Айзек.
К тому времени он узнал характер Флако: нервный, нестабильный, совершенно лишенный страха. Последнее качество делало Флако опаснее любой клыкастой змеи.
Флако продолжал говорить о пистолетах, о том, на что они способны, как их следует чистить. Рассказал, как выгадал на покупке.
Айзек слушал. Когда слушаешь, люди чувствуют себя спокойно и думают, что ты умен и интересен.
Флако любил говорить:
— Ну, у тебя и жизнь, приятель. Ты будешь богат.
— Сомневаюсь.
— Какие могут быть сомненья?! Ты станешь богатым врачом, и у тебя будет доступ ко всем наркотикам. Мы ведь по-прежнему будем друзьями?
Айзек рассмеялся.
— Ничего смешного, — сказал Флако. Но он и сам смеялся.
Айзек вышел из автобуса и направился в бар на Пятой, возле улицы Лос-Анджелес. Он подумал, что это недалеко от переулка, где 28 июня испустил дух моряк Хохенбреннер.
Плохое соседство, хотя Даунтаун и подремонтировали.
Флако околачивался днем возле «Кантина нуэва», делал какие-то свои делишки. Айзек не спрашивал, что именно, но Флако и самому не терпелось похвастаться. Некоторые истории Айзек слушал, другие пропускал мимо ушей.
Иногда Флако бывал молчалив. Теперь они стали взрослыми и знали, что в их же интересах не следует обсуждать некоторые темы.
В этом году Айзек дважды заходил в бар, оба раза по просьбе Флако. Однажды Флако просил прочитать бумаги касательно дома на Сто семьдесят второй Южной. Агент по недвижимости заверил Флако, что все в порядке, но этот городской пижон был скользким типом, а Флако знал, кому он может доверять.
Флако, в свои двадцать три года, скоро станет домовладельцем. У Айзека не было ничего, и он не мог не отметить иронию судьбы.
Во второй раз Флако сказал, что просто хочет поговорить, но, когда Айзек пришел в бар, Флако сидел в кабинке, и это был один из дней, в который он почти ничего не сказал. Он все заказывал для них обоих пиво и спиртное, а Айзек растягивал свой бокал до последнего. Все равно захмелел, устал и сидел, глядя на людей, входящих и выходящих из бара. Они подходили к Флако. Обменивались взглядами. А затем — и деньгами, и чем-то поблескивавшим хромом в бумажных пакетах, и порошками в полиэтиленовых мешочках.
«Не хватает мне прямо сейчас попасть под арест. Прощай медицинский колледж».
Флако усадил Айзека в глубине кабины лицом к бильярдному столу, спиной к стене. Затем сел рядом с Айзеком. Запер его.
Хотел, чтобы Айзек все видел. И знал.
После двух кружек пива и спиртного Флако сказал:
— Мой старик умер, пырнули ножом в китайском квартале.
— Ох, Флако, прими мои соболезнования, — сказал Айзек. Флако рассмеялся.
Сегодня в баре было жарко, темно, пахло потом. В помещении почти пусто, за исключением пары старых испанцев, сгорбившихся у барной стойки, и троих парней, которые, похоже, только что пересекли границу. Они гоняли шары на бильярдном столе. Щелк, щелк, щелк. Противное бряканье шаров, катящихся по металлическому желобу. У врачей Латтиморов в доме был бильярдный стол — для бильярда они выделили целую комнату. И бряканья там не было: шары бесшумно падали в кожаные сетки.
Бряк. Испанские ругательства.
Флако в кабинке развалился на стуле. На нем была черная хлопчатобумажная куртка поверх черной футболки, на столе перед ним пустые пивные кружки и рюмки. Он отрастил волосы, но как-то странно. Макушка у него выбрита, по бокам оставлены две черные полоски, на затылке болталась короткая тугая косичка, похожая на хвост рептилии. В углах рта подобие усов. Все, что ему удалось вырастить.
Айзек решил, что он похож на злого китайца, каким его представляют себе голливудские режиссеры.
Флако поднял голову, когда Айзек подошел к кабинке. Глаза у него были сонные.
Айзек стоял, пока Флако не поманил его пальцем.
Быстрое сердечное рукопожатие.
— Братишка!
— Привет!
Айзек сел против него. Он зашел в аптеку, купил тюбик тонального крема и постарался спрятать синяк. Получилась заплатка, но если специально не смотреть, то можно и не заметить.
Отечность было уже не скрыть, по Флако не приглядывался, к тому же в баре плохое освещение, поэтому Айзек надеялся, что ему не придется ничего объяснять.
— В чем дело? — неразборчиво спросил Флако. Длинные рукава застегнуты на запястьях. Обычно он
их закатывал. Скрывает следы от уколов? Флако говорил, что не колется, уверял, что предпочитает вдыхать, но кто знает?
Он всегда был беспокоен, неспособен долго оставаться один.
— Все по-старому, — ответил Айзек.
— Если по-старому — фак тебя — то почему ты здесь? Айзек пожал плечами.
— Ты всегда это делаешь, — заметил Флако. — Дергаешь плечами. Ты это делаешь, когда хочешь что-то от меня скрыть.
Айзек рассмеялся.
— Ничего смешного, — мотнул головой Флако.
— Мне нужен пистолет, — сказал Айзек.
— Пистолет? — захихикал Флако. — Зачем? Подстреливать самолеты? Не хочешь ли ты сделаться террористом?
Он раздул щеки, попытался сымитировать ружейный выстрел. Результат вышел хилый. Он закашлялся. Явно что-то принял.