— Закон.
— Тебе уже приходилось сталкиваться с законом? — спросила Петра.
— Нет.
— Но ты в нем разбираешься.
— У меня брат в тюрьме.
— Где?
— В Ломпоке.
— За что?
— За кражу автомобиля.
— Значит, твой брат разбирается в законе? — сказала Петра. — Вот и посмотри, где он сейчас.
Сандра пожала плечами., От резкого движения платиновые волосы съехали набок. / Парик.
Петра пригляделась повнимательнее. Заметила, что и глаза у нее странные. Пустые, окруженные заметной желтизной.
— Ты нормально себя чувствуешь?
— Когда отпустите, буду чувствовать себя хорошо. Сандра Леон поправила парик. Подсунула под него палец
и улыбнулась.
— Лейкемия, — сказала она. — Я проходила курс химиотерапии. Раньше у меня были хорошие волосы. Говорят, они отрастут, но, должно быть, врут.
Ее глаза наполнились слезами.
— Могу я теперь уйти?
— Да, конечно. Девушка ушла.
ГЛАВА 3
Всю неделю детективы вели следственные действия по делу «Парадизо»: опросили родственников погибших подростков, встретились еще раз с потенциальными свидетелями. Никто из жертв не был связан с преступным миром. Родители утверждали, что дети были послушными. Не нашлось и родственников с криминальным прошлым. Уцепиться детективам было не за что.
Девушка в розовых кроссовках оставалась неопознанной. Петра считала это своей личной профессиональной неудачей. Она сама вызвалась выяснить личность погибшей, сделала все возможное и в результате ничего не узнала. Единственный интересный факт сообщил коронер[3]: несколько месяцев назад девушке сделали аборт.
Петра попросила у Дилбека разрешения обратиться к средствам массовой информации, и он дал добро. Три телевизионных канала в вечерних новостях демонстрировали эскизный портрет погибшей. Поступило несколько звонков. Ничего существенного.
Она занялась кроссовками в надежде, что здесь найдется зацепка. Не тут-то было: магазин «Кей Март», кроссовки изготовлены в Макао. Такую обувь отправляли в Штаты в огромных количествах. Петра увидела их даже на распродажах.
Снова попыталась встретиться с Сандрой Леон, потому что ее слишком нервозное поведение казалось необъяснимым. Впрочем, возможно, оно связано с ее болезнью. Петра решила обращаться с несчастной девчонкой максимально деликатно: бог знает, через что она прошла со своей лейкемией. Звонила ей по телефону, но трубку никто не снимал.
После убийства миновало десять дней, но у детективов не было ни одной зацепки. На следующем совещании Мак Дилбек сказал, что этим делом отныне будут заниматься лишь трое детективов. Дилбек по-прежнему будет за старшего, а Люк Монтойя и Петра будут на подхвате. После совещания Петра спросила его:
— Что это значит?
Мак, не поднимая глаз, собирал бумаги.
— Что вы имеете в виду?
— На подхвате.
— Я открыт для идей.
— Неопознанная девушка, — сказала Петра. — Может, дело в ней. Об ее исчезновении никто не заявил.
— Странно, правда? — подхватил Мак.
— Может, кто-то хотел, чтобы ее не стало. Мак пригладил блестящие волосы.
— Вы хотите что-то узнать о ней?
— Попытаюсь.
— Да, это хорошая мысль. Он нахмурился.
— Что еще?
Он постучал пальцем по плоскому, изборожденному морщинами лбу.
— У меня здесь крутится одно сильное подозрение. А что, если и мотива никакого не было? Что, если группа плохих парней решила ради развлечения подстрелить несколько людей?
— Это было бы просто прелестно, — сказала Петра.
— Думаю, так могло быть.
— Конечно, могло.
Работа по выяснению личности погибшей девушки за два дня довела до изнеможения. Петра сидела за столом, жевала хот-дог. Кто-то кашлянул. Она подняла глаза.
Айзек Гомес. Опять.
Он стоял рядом. На нем была обычная голубая, застегнутая на все пуговицы рубашка, отглаженные брюки цвета хаки и дешевые мокасины. Черные волосы расчесаны на пробор и приглажены, словно у певчего в храме. Коричневое, гладко выбритое лицо. Прижимая к груди стопку старых книг по криминалистике, он сказал:
— Надеюсь, я вам не помешал, детектив Коннор. Конечно же, помешал. Но, разумеется, она ему улыбнулась. Глядя на Айзека, она не могла отделаться от впечатления, что так мог в юности выглядеть Диего Ривера. Волосы прямые, точно щетина; кожа цвета мускатного ореха; огромные влажные миндалевидные глаза. Крупные скулы и тонкий нос свидетельствовали о примеси индейской крови. Высокий рост, квадратные плечи, костлявые запястья, походка решительная, но несколько неуклюжая.
По документам юноше было двадцать два года.
Всего двадцать два, а год назад он уже стал доктором философии. По интеллекту он был много взрослее, бог знает на сколько лет. Однако когда разговор не касался фактов и цифр, обнаруживалась поразительная незрелость.
Петра была уверена в том, что он девственник.
— В чем дело, Айзек?
Она ожидала увидеть улыбку — смущенную улыбку, которая была ему свойственна. И не по причине природной жизнерадостности, а по причине легковозбудимости. Наедине с ним не раз замечала, как вырастает тканевый пузырь на его джинсах, ближе к паху. При этом у него краснели уши, и он быстро прикрывался учебником или ноутбуком. Она притворялась, что ничего не замечает.
В этот вечер улыбки не дождалась. Юноша выглядел сосредоточенным.
Восемь часов четырнадцать минут вечера. Комната детективов почти опустела, нормальные люди ушли домой. Петра сидела у компьютера, просматривала базу данных о пропавших подростках: она пыталась отыскать след девушки в розовых кроссовках.
— Вы уверены, что я не мешаю?
— Уверена. Что вы делаете здесь в такой час? Айзек пожал плечами.
— Да я тут… начал одну вещь, а закончил другую.
Он подкинул в руке стопку голубых тетрадей. Его глаза лихорадочно горели.
— Почему вы не положите их на стол? — сказала Петра. — Возьмите стул.
— Извините за беспокойство, детектив Коннор. Я знаю, что вы работаете над делом «Парадизо». При обычных обстоятельствах я бы не подошел.
Лицо осветилось улыбкой.
— Я знаю, что вы говорите мне неправду из вежливости. Я вас отвлекаю.
— Нисколько, — соврала Петра.
На самом деле нянчиться с вундеркиндом, когда хлопот полон рот, ей не хотелось. Она указала на стул, и Айзек уселся.
— В чем дело?
Айзек теребил пуговицу на воротнике.
— Я работал над множественной регрессией — вставлял новые переменные…
Тряхнул головой. Энергично, словно освобождая ее от лишней информации.
— Вам это неинтересно. Основной моей задачей было — найти дополнительные критерии упорядочивания имеющихся данных, и мне повезло: я наткнулся на то, что вам следует увидеть.
Остановился. Перевел дыхание.
— Ты о чем, Айзек? — поторопила его Петра.
— Может показаться… что это поверхностно, что это несущественно, совпадение… но я провел статистические тесты, несколько тестов, каждый из которых учитывал математическую погрешность других тестов. Теперь я уверен, что это не что-то случайное, не ошибка. Я знаю, что это закономерность, детектив Коннор.
Чистая смуглая кожа вдруг покрылась испариной. Петра выпрямилась.
— Можно подумать, что это фантазии, — сказал он, волнуясь как мальчишка, — но я уверен, что это реальность.
Айзек стал листать страницы. Начал говорить почти шепотом. Закончил, уже выстреливая терминами, словно очередями из автоматического оружия.
Мозговой штурм.
Петра слушала. Хотя он и вундеркинд, но в криминалистике — любитель. Говорит какую-то ерунду. Словно прочитав ее мысли, он сказал.
— Поверьте мне, это правда.
— Почему вы не расскажете мне о ваших статистических тестах? — спросила Петра.
ГЛАВА 4
Ирма Гомес проработала на Латтиморов девять лет, прежде чем сказала о проблеме с Айзеком.