Выбрать главу

Искусственное мертвое тело, лежавшее передо мной, было весьма приятным, хотя и было выполнено чрезвычайно реалистично. Это был труп стройной молодой женщины с кожей цвета слоновой кости и тонкой талией, которой я невольно позавидовала – приблизительно так же, как маленькие девочки завидуют округлостям кукол Барби. Длинные спутанные каштановые волосы, окутывавшие голову на прозекторском столе, напоминали грязный нимб. Кожа на груди была вскрыта обычным Y-образным разрезом, а кожа откинута на груди в виде двух, вымазанных кровью, желто-розовых лепестков. В глубине разреза была видна жемчужная белизна грудины. Это муляж, изготовленный на той стадии вскрытия, на которой я, помнится, передала Джейсону нож для продолжения работы. В результате я узнаю в ней молодую женщину и могу идентифицировать себя с ней. Спутанные волосы немедленно напоминают мне о том, как я каждый день борюсь со своими непослушными волосами, когда сушу их феном. Я смотрю на изящные пальчики, лежащие на металлической поверхности стола. Они настолько реальны, что я радуюсь, что на них нет лака, что еще больше усилило бы иллюзию. Женщина настолько реальна, что я ожидаю уловить запах крови, духов и пота. Естественно, никаких запахов я не ощущаю.

– Ну и что вы думаете? – спрашивает меня Джон, ассистент режиссера.

– Она прекрасна, – с искренним восхищением отвечаю я. – Если бы все наши покойники были такими!

Я нахожусь в маленькой, промерзшей насквозь киностудии в Восточном Лондоне. Меня пригласили сюда, потому что в картине, которую сейчас снимают на студии, есть сцена вскрытия, и режиссер хочет, чтобы все – каждый инструмент, каждое движение, каждая фраза – было таким, как при реальном вскрытии.

Я должна помочь им в этом: при том, что это бутафорская прозекторская – я видела немного таких – они все сделали на удивление хорошо. Есть, правда, и странная погрешность. Вместо медицинских ножниц, которыми рассекают ребра, чтобы вскрыть грудную клетку, я вижу резак для болтов, купленный в магазине слесарных инструментов. Этот резак очень похож на прозекторские ножницы, и мне подумалось, что такая замена вполне допустима. Вместо трупного шовного материала, похожего на толстую бечевку, которой перевязывают бандероли на почте, я вижу тонкую зеленую шерстяную нитку, которая легко разрежет нежную кожу трупа. Такая нитка не годится для зашивания разрезов. На магнитной полке для инструментов я увидела также нож для торта. Думаю, что этому не могло быть никаких оправданий…

Возможно, что такие ляпсусы могут заметить только специалисты – врачи-патологоанатомы или лаборанты морга, но уж они заметят, так заметят. «Какого черта здесь делает эта лопатка для торта?» – слышу я недовольное ворчание специалистов. Нет, конечно, есть множество патологоанатомических названий с явно гастрономическим уклоном, например, «болезнь кленового сиропа», «мускатная печень» и «сахарная селезенка». Это наблюдение однажды завело меня в модный кондитерский магазин под названием «Съешь свое сердце». Не думаю, однако, что там могли продавать что-нибудь вроде «бисквитной поджелудочной железы», хотя, на мой взгляд, это название звучит неплохо. Надо при этом учесть, что кожа трупа иногда отслаивается от тела, как корочка круассана, а изо рта течет коричневатая густая жидкость, которую мы называем «кофейной гущей». Не говорят ли такие названия, как «пенистые выделения» и уже упомянутая выше «мускатная печень», о том, что покойник являет собой некое подобие меню «Старбакса»?

Я изо всех сил стараюсь объяснить Джону, что эти ошибки могут быть замечены определенной частью зрителей, но он отвечает, что уже поздно что-либо менять, потому что эту сцену уже начали снимать. Я открываю для себя, что на жаргоне шоу-бизнеса это означает, что «кадры уже смонтированы». Но все же кое в чем я могу дать полезные советы. Например, я рассказываю, что разрезание ребер ножницами требует большого усилия, и при выполнении этой манипуляции на ножницы надо налегать едва ли не всем своим весом, или говорю Джону, какие емкости надо применять для сбора образцов тканей перед их отправкой в лабораторию.

Но вернемся к моему первому разрезу. Я как раз помогаю Джейсону собирать образцы с тела дантиста-аноректика.

– Карла, будь добра, промокни шариком декубитальные язвы, – говорит доктор Джеймсон.

Я озадаченно смотрю на патологоанатома.

– С пролежней, – поясняет врач.

Я чувствую себя полной идиоткой.

Джейсон аккуратно поворачивает умершего на бок, а я беру марлевый тампон – лучший материал для сбора отделяемого пролежней – со стальной полки и наклеиваю этикетки, пряча румянец за дверцей полки. Тампоны помещаются в длинных пробирках с закругленным донышком и синей крышкой. Закругленное дно заполнено питательным желе, в котором хорошо размножаются бактерии, которых потом исследуют в бактериологической лаборатории. Я снимаю крышку, к которой приделана палочка с тампоном на конце. Тампон уже влажный, он смазан питательным желе. Тампон формой напоминает почку, насаженную на конец палочки. Я аккуратно провожу тампоном по поверхности пролежня в тех местах, где вижу зеленовато-желтые островки гноя, а затем осторожно погружаю палочку в пробирку и закрываю крышку.