— Я от тебя не уйду, — решительно сказала Авдотья Прокопьевна.
— Пострадать со мною хочешь, сестра? — прошептала Морозова.
Во втором часу ночи раздался стук в ворота.
— Кто там по ночам стучит? — спросил ночной сторож.
— Отворяй, не разговаривай, — раздался грубый голос, — по приказу великого государя!
Хотя и предупреждённый о появлении царских людей, старик сторож медлил.
Наконец, чугунный засов был отодвинут и тяжёлые дубовые ворота широко распахнулись. Во двор, скрипя полозьями, въехали две кибитки, окружённые стрельцами. Приезжие, не обращая внимания на поздний час, шумно стали взбираться на крыльцо.
Шум достиг сестёр. Страх овладел Федосьей Прокопьевной и она склонилась головой на лавку, теряя чувства.
Урусова с тревогой на неё посмотрела.
— Матушка сестрица, дерзай, с нами Христос, — ободрила она опять Морозову, — не бойся, встань, положим начало.
Федосья Прокопьевна бессознательно встала, и обе сестры, подойдя к образу, положили семь приходных поклонов.
— Успокоилась, сестрица? — тревожно спросила Морозову княгиня.
Федосья Прокопьевна сурово взглянула на неё.
— Спокойна я!
Сёстры благословили друг дружку и разошлись. Морозова легла на пуховик в своей постельной комнате, близ Феодоровской иконы Пресвятой Божьей Матери, а Урусова ушла в небольшой чулан, находившийся при постельной комнате, где раньше ночевала старица Меланья.
Едва сёстры улеглись, как кольцо дубовой двери застучало.
Чья-то сильная рука рванула дверь, и в опочивальню, вместе с струёй холодного воздуха, вошло несколько человек.
Пристально осматривая горницу, еле освещённую трепетным огнём лампад, вошедшие, не видя хозяйки, громко спросили:
— Эй, кто тут есть живые?
Но сёстры молчали.
— Поищем, — дерзко проговорил думный боярин Илларион Иванов, присланный царём вместе с чудовским архимандритом Иоакимом к Морозовой.
Поиски были недолгие.
— Вот ты где, боярыня, — снова сказал Иванов, — посланы мы к тебе государем великим. Вставай. Отец архимандрит сейчас будет тебе допрос чинить.
Архимандрит приблизился к боярыне.
— Не в силах я встать, — слабо ответила Морозова.
— Ой, неправду говоришь ты, боярыня, — усомнился архимандрит, — садись тогда, коли стоять не можешь.
Но вдова опять отказалась, говоря, что и подняться с перины не может.
— Что ты говоришь ещё с нею, честной отец, вели стрельцам, они поставят её перед тобою.
Но Иоаким не решился поступить так грубо с боярыней.
— Ну, коли не можешь встать, ответствуй так против царских повеленных слов.
Морозова молчала.
— Како крестишься и како молитвы творишь? — спросил её архимандрит.
Вдова, сложа по староверскому пальцы, перекрестилась и начала читать молитвы.
В это время один из стрельцов нашёл огарок восковой свечи и зажёг. В опочивальне стало светлее.
— Тако я крещусь, тако и молюсь, — твёрдо произнесла Федосья Прокопьевна, смело показывая сложенные персты.
— Была у тебя, боярыня, беглая старица Мелания; здесь она в дому у тебя проживала под именем Александры. Где она теперь, сказывай скорей!
Гордо посмотрела вдова на спрашивающего её Иоакима.
— По милости Божией и молитвами родителей наших, по силе нашей в убогом нашем дому ворота были отворены для странных рабов Христовых. Когда было время, были и Сидоры, и Карпы, и Мелании, и Александры. Теперь же никого нет из них, — проговорила Морозова.
— Дерзка ты на язык, боярыня, — недовольно проговорил архимандрит и, отойдя в сторону, стал советоваться с Илларионом Ивановым.
— Всё равно толку от неё не добьёшься, святой отче, — решительно проговорил думный дворянин, — ты побудь здесь, а я поищу, нет ли где в дому спрятавшихся.
С этими словами он вступил в смежный чулан.
В чулане было совсем темно.
Ничего не видя, Илларион Иванов стал шарить по стенам руками.
Вдруг его руки коснулись человеческого тела; он испуганно отдёрнул их и вскрикнул:
— Отче святый, Александра-то здесь!
Но Авдотья Прокопьевна спокойно ответила:
— Нет, я не старица Мелания.
— Кто же ты? — изумлённо спросил Илларион.
— Я князя Петра жена, Урусова, — тем же тоном ответила сестра Морозовой.
Думный дворянин, не ожидавший найти здесь такую знатную особу, ошеломлённый выбежал из чулана.
Заикаясь, испуганный Илларион Иванов едва мог произнести:
— Там княгиня Урусова!
— Княгиня Евдокия Прокопьевна, князя Петра супруга? — воскликнул изумлённый архимандрит.
— Да, это она, — ответил Илларион.
— Поди-ка, спроси её, како она крестится? — сказал Иванову Иоаким, по-видимому, что-то сообразивший.
Думный дворянин изумлённо уставился на говорившего.
— Что ты на меня так смотришь? Как возможно вопросить о сём такую особу?
— Повторяю тебе: исполняй, что тебе приказано!
— Невозможно это сделать, отче, — отозвался Илларион, — посланы мы только к боярыне Федосии Прокопьевне, а не к сестре её.
— Ещё раз говорю тебе, спроси её, — раздражённо возразил архимандрит, — я тебе повелеваю.
Но Илларион Иванов всё ещё колебался.
— Коли ты отказываешься, так я пойду сам и доложу царю о твоём ослушании.
Думный дворянин повиновался и, войдя в чулан, дрожащим голосом спросил Урусову:
— Како ты крестишься, княгиня?
Стрелец внёс в чулан огарок, стало светло.
Авдотья Прокопьевна пристально взглянула на царских посланных и, не вставая с постели, облокотилась на левый локоть, пальцы же правой руки сложила в староверский крест, именно большой палец с двумя малыми, указательный со средним, и, протянувши их, показала боярину, а потом и архимандриту.
— Так я верую, — спокойно произнесла княгиня.
Оба посланные были поражены.
Отозвав в сторону Иванова, Иоаким начал с ним совещаться, что им теперь предпринять.
— Я побуду здесь, отец, — сказал думный дворянин, — а ты ступай прямо к царю, объясни ему всё, он тебе сам укажет, как нам поступить.
Архимандрит поспешил отправиться к царю, тогда как Илларион Иванов остался ожидать.
Только теперь, узнав о намерении Иоакима, смутилась княгиня.
В эту минуту она готова была отказаться от своих слов, но было уже поздно.
Сёстры продолжали лежать, одна в опочивальне, другая в чулане.
Они томились невозможностью переговорить друг с дружкой, но ни та, ни другая не решались подняться со своего ложа.
Стрельцы, оставшиеся в горнице, пересмеивались.
Думный дворянин сидел у стола и что-то писал.
Кони быстро донесли Чудовского архимандрита до царского дворца.
Царь находился в Грановитой палате, посреди бояр.
Заметив вошедшего Иоакима, государь подал знак, чтобы он подошёл к нему.
Алексей Михайлович наклонил к архимандриту голову и тихо спросил:
— Ну, что?
Иоаким, не осмеливаясь ответить громко, прошептал на ухо царю:
— Государь, не токмо боярыня Морозова стоит мужески, но и сестра её княгиня Евдокия, обретённая в её дому, также ревнует своей сестре и твоему повелению сопротивляется крепко.
Царь нахмурил брови и заметил:
— Княгиня смирен обычай имеет и не гнушается нашей службы, а вот люта эта сумасбродка!
— Нет, государь, — упрямо сказал Иоаким, — и Евдокия Прокопьевна не только уподобляется во всём своей сестре старшей, но и злей её ругается над нами.
— Коли так, то возьми и ту, — резко проговорил государь.
Услышав это восклицание царя, Урусов, стоявший недалеко, вздрогнул; он понял, о ком идёт речь.
Алексей Михайлович точно ненароком взглянул на князя.
Но князь Пётр молчал, сознавая, что не может ничем помочь делу.
Чудовский архимандрит возвратился в дом Морозовой.
На этот раз он захватил ещё с собой диакона Иоасафа.
В опочивальню архимандрит вошёл с дьяконом. Чувствуя теперь за собою силу, Иоаким не стал стесняться. Он распоряжался в доме Морозовой, как полный хозяин.