В то время, как бояре и духовенство не знали, как избавиться от досаждавшего им Никона, царь Алексей все больше и больше привязывался к своему “собинному другу”. Он ценил его практический ум, любовь к родной земле и понимание ее интересов; поэтому с переселением из Новгорода в Москву Никон, помимо обширного духовного ведомства, принимал деятельное участие в светских делах. До него важнейший доход казны – продажа напитков – отдавался обыкновенно на откуп, тем более, что откупная система применялась и в сборе налогов и пошлин. Патриарх, близко знакомый с народною жизнью, доказал царю, что откупной порядок чересчур тягостен для народа и, кроме того, вредно отражается на его нравственности. Дело в том, что откупщики, заплатив в казну деньги вперед, старались всеми возможными способами вернуть эти деньги с процентами и, кроме того, разжиться на кабаках, которые становились разорительными притонами пьянства, мазурничества и всякого беззакония. Помимо всего этого, Никон справедливо указывал, что определенный процент, причитающийся откупщику, остался бы в казне, если виноторговля будет прямо от казны. Вследствие таких доводов, уже в 1652 году кабаки были заменены кружечными дворами, которые уже не отдавались на откуп, а содержались выборными людьми “из луччих” посадских и волостных людей, названных “верными головами”; при них состояли выборные целовальники, занимавшиеся и курением вина. Винокурение дозволялось всем, но с обязательством доставлять на кружечный двор определенное количество вина. Мера эта предпринята была как бы для уменьшения пьянства, потому что во все посты и по воскресным дням виноторговля запрещалась, и дозволялось только, как общее правило, продавать не более тройной чарки на человека; “питухам” на кружечном дворе и поблизости его не дозволялось пить. В 1653 году, по челобитью торговцев, введена однообразная “рублевая” пошлина по десяти денег с рубля; каждый купец, покупая товар на продажу, платил пять денег с рубля и с выпиской мог везти свой товар куда угодно, но платил остальные пять денег там, где продавал. “Рублевая” пошлина отменяла собою целый ряд мелких пошлин, что для купцов представляло большое удобство. В 1654 году, следуя той же системе, правительство уничтожило откупную систему на многих казенных сборах, а именно: пошлины с речных перевозов, с телег, саней, с сена, масла, кваса, рыбы и так далее; все эти прелести заводились не только в посадах и волостях, но и самими помещиками на своих землях. Царская грамота, уничтожая это ненавистное народу наследие татарского басурманства, прямо называет эти откупы “злодейскими”, как их называл и патриарх Никон.
Осложнившиеся в это время политические события также отразили на себе влияние “собинного друга”. Малороссия вела безуспешную, хотя блестящую борьбу с Польшею, и гетман Богдан-Зиновий Михайлович Хмельницкий не раз обращался к московскому царю с просьбою принять Приднепровье в подданство России. Бояре-советчики, окружавшие Алексея Михайловича, были настолько лишены исторического чутья и политических дарований, что, не понимая задачи Москвы-собирательницы, упирались всеми силами против присоединения Малороссии. Царь вполне разделял их взгляды, и только веские и убедительные советы Никона заставили его иначе посмотреть на дело и постепенно перейти на сторону казаков. Благодаря этому московский посланник князь Борис Александрович Репнин-Оболенский явился 20 июля 1653 года в Краков и, напомнив польскому правительству старое требование о наказании лиц, делавших ошибки в царском титуле, объявил, что царь согласен простить виновных, если поляки помирятся с Хмельницким на основании Зборовского договора и уничтожат хитрое измышление иезуитов – унию[8]. Паны-сенаторы ответили князю, что унию уничтожить невозможно, что такое требование равносильно тому, если бы поляки потребовали уничтожения православия в Московском государстве, что греческая вера никогда не была гонима в Польше, а с Хмельницким они не станут мириться не только по Зборовскому, но даже и по Белоцерковскому договору, и намерены привести казаков к тому положению, в каком они находились до начала восстания. Тогда князь Репнин объявил разрыв дипломатических отношений и сказал, что “царь будет стоять за православную веру, за святые Божий церкви и за свою честь, как ему Бог поможет!” После этого в Москве был созван земский собор, который открыл свои заседания 1 октября и решил, “что следует принять гетмана Богдана Хмельницкого со всем войском запорожским, со всеми городами и землями под высокую государеву руку”. Патриарх и все духовенство благословили государя и всю его державу, высказав при этом: “Мы станем молить Бога, Пресвятую Богородицу и всех святых о пособии и одолении”.
Комиссарами в Переяславль были отправлены боярин Бутурлин, окольничий Алферьев и думный дьяк Лопухин. 31 декабря они прибыли в дом полковника Павла Тетери, а 8 января 1654 года генеральная рада присягнула на подданство Алексею Михайловичу. 23 апреля состоялось торжественное отправление боярина князя Алексея Никитича Трубецкого с войском в Польшу; в Успенском соборе патриарх читал всему собранному войску молитву идущим на войну, причем поминал воевод по именам; затем царь пригласил бояр и воевод на парадный обед, за которым говорил два раза речь, угощал богородицыным хлебом, медом красным и белым и объявил при этом, что сам намерен проливать кровь на войне. “Если ты, государь, – отвечали ратные люди, – хочешь кровью обагриться, так нам и говорить после того нечего! Готовы положить головы наши за православную веру, за государей наших и за все православное христианство!” Через три дня после того совершилась новая церемония: все войско проходило мимо дворца, причем патриарх кропил его святою водою, а бояре и воеводы, сойдя с лошадей, подходили к переходам, где Алексей Михайлович спрашивал их о здоровье, и они кланялись ему в землю. При этом Никон произнес речь, призывая на войско благословение Божие и всех святых; князь Трубецкой с воеводами поклонился патриарху в землю и также отвечал речью, наполненною цветистыми выражениями, и обещал от лица всего войска “слушаться учительных словес государя патриарха”. Посетив различные святыни и подкрепив себя молитвою, Алексей Михайлович отправил вперед себя икону Иверской Божией Матери и 18 мая выступил в поход, сопровождаемый дворовыми воеводами. Заметим при этом, что в эту войну впервые сражалась часть войска под названием “солдат”, заведенных в 1649 году в заонежских погостах как ядро и зародыш будущего регулярного войска в России.
Отправляясь в поход, Алексей Михайлович доверил патриарху Никону как своему ближайшему другу всю царскую семью, свою столицу и поручил ему наблюдение за правосудием и ходом дел в приказах; другими словами, Никон был назначен регентом государства. Соединяя в своих руках духовную и светскую власть, деятельный и не знающий устали Никон, естественно, навел страх на всех своих недоброжелателей и заставил их смириться. Ничего не могло сделаться в боярской думе без ведома и благословения великого государя патриарха; в качестве верховного правителя государства Никон писал грамоты по разнообразным предметам, в которых писалось: “Указал Государь, царь, великий князь всея Руси, Алексей Михайлович, и мы, Великий Государь...”. Осенью 1654 года появилась в Московском государстве заразная чума, принесенная, вероятно, через Астрахань из Персии, и патриарху было немало хлопот с этим, как народ называл, “Божьим наказанием”. Царица Марья Ильинична с детьми бежала из Москвы сначала в Троице-Сергиеву лавру, потом в Калязин, в Макариев-Троицкий монастырь, наконец, в городок Вязьму, так как в столице свирепствовала страшная смертность. Размеры этой смертности можно видеть из того, что в Чудовом монастыре из 208 монахов в живых осталось 26; в Воскресенском монастыре из 118 монахинь спаслось 38; в домах бывшего временщика Бориса Ивановича Морозова жило 362 человека, осталось в живых 19; в домах князя Алексея Никитича Трубецкого из 278 человек уцелело только 8; в Кузнецкой черной сотне из 205 человек спаслось только 32, а в Новгородской сотне из 510 человек осталось 72. Патриарх Никон сделал распоряжение поставить в разных местах заставы, чтобы на время заразы пресечь сообщение с войском, при котором находился царь, затем приказал заложить в Москве царские кладовые кирпичом и не выпускать никого с тех дворов, где появится зараза. Когда последняя усилилась, патриарх сам выехал в Калязин, поручив Москву боярину князю Михаилу Петровичу Рыбину-Пронскому.
8
уния – православные, признавшие папство под видом соединения западной и восточной церквей