– А коли скажу, не осерчаешь?
– Да уж говори, хоша бы и на меня, господи прости, а озорника надоть женить: пропадет ни за что… склалдыжник он, и больше ничего.
– Хоша бы на царевне, да на Татьяне Михайловне. Чем не невеста? Не Христовой же ей невестой быть, не поразмыкать же ей и добра-то своего по монастырям, да по церквам. А Стрешнев, Родивон Матвеевич, свой же человек и своим останется, значит в нашей же семье, – единым духом произнесла Хитрово.
Царица опешила: с этой стороны она не ожидала быть разбитой.
– А троюродство? – сказала она, одумавшись и спохватившись.
– Троюродство? – заметила Анна Ильинична Морозова. – Можно обойти, царя ты убеди, сестрица, а он святейшего.
Царица покачала головой и произнесла:
– Да это будет грех, а мой-то в грех не вступится.
– Попробуй, сестрица, – уговаривала ее Морозова.
Подумав немного, царица умилилась:
– Парочка была бы знатная и завидная. Поговорю сначала со святейшим, и коли тот благословит, тогда я с царем побалакаю.
Гости поднялись со своих мест, довольные своим успехом у царицы.
Когда они ушли, царицу взяло сильное раздумье: устроить этот брак нужно во что бы то ни стало.
Она позвала свою боярыню и велела ей тотчас ехать за патриархом.
Никон немедленно явился на ее зов. Царица встретила его приветливо, с высоким уважением и спросила, как по церковным правилам: могут ли троюродные брат и сестра быть обвенчаны?
– Нет, – отвечал патриарх, – по кормчей только можно венчать после четвертого рождения, а здесь только третье.
При этом патриарх стал объяснять ей это наглядно.
– А с благословения патриарха? – спросила она.
– Можно, – отвечал он, – только по свойству и разрешать даже во второй степени, то есть при втором рождении. О ком же, великая государыня, ты хлопочешь? – спросил он.
– Хочу женить Родивона Матвеевича Стрешнева на Татьяне Михайловне.
Никон вспыхнул, но овладел собою и произнес взволнованным голосом:
– Можно созвать собор, я ничего не имею, но прежде всего нужно согласие жениха и невесты, иначе потом будет от них духовное нарекание, скажут: собор ввел нас в грех. Пущай они бьют челом собору.
– Они, я полагаю, будут согласны, лишь бы было твое благословение, святейший патриарх, и лишь бы царь на это соизволил… Я поговорю с царем.
Никон благословил царицу и уехал.
Не прошло и получаса, как царь зашел к ней.
Марья Ильинична объявила ему о мысли ее женить Стрешнева на Татьяне Михайловне, причем сообщила ему и ответ святейшего.
– И я, – сказал царь, – согласен на то, что говорил святейший; греха на душу не возьму, – пущай сами бьют челом собору, чтобы потом не плакаться на нас, а мое соизволение будет после собора.
Услышав это решение царя и зная его набожность, царица более не распространялась, а думала только думу, чтобы или царевна, или Стрешнев не заупрямились.
Более всего она боялась последнего, а потому послала за боярыней Хитрово.
Свояченица тотчас явилась. Царица поручила ей через сына узнать мысль Стрешнева.
– Я уже узнала, прежде чем говорила с тобой, царица, – сказала та, – он обеими руками возьмет ее, лишь бы та не заупрямилась.
– Да как та может и как посмеет… да ведь она Христова невеста навек, коли теперь не возьмет судьбу.
– Позволишь, великая государыня, быть у нее – я и поеду.
Царица разрешила ей. Она поднялась с места, поцеловала руку Марьи Ильиничны и ушла.
Когда она приехала к царевне Татьяне Михайловне, та тотчас ее приняла: она только что пришла от вечерни и переодевалась. Она обняла родственницу и, поцеловавшись с нею, усадила ее на мягкий топчан.
Хитрово политично начала ей говорить о скуке одиночной жизни, о необходимости каждому человеку составить семью, иметь детей, Царевна на это отвечала, что в ее возрасте – ей с лишком за двадцать – пора уж и не думать об этом. Дни ее молодости прошли; при покойном отце, когда князь Ситцкий к ней сватался, его прогнали; а после она никого не любила и любить не желала. Да женихов для себя она не видит из своей молодежи, которую она знает.
Хитрово указала ей тогда на Родиона Стрешнева.
Царевна вспыхнула:
– Не я буду ему жена, а мои вотчины, поместья и мое добро и злато. Почему он не сватался ко мне, когда казна у него была богата? Притом он мне троюродный, и я за него замуж не пойду – греха на душу свою и на детей и внуков не возьму.
Хитрово объяснила ей тогда, что она получит разрешение собора и патриарха Никона.
Царевна рассердилась и взволнованным голосом произнесла:
– Не может быть… Патриарх не примет на свою душу такой грех… К тому же собор не может меня приневолить ко греху.