…Первое заседание состоялось 29 ноября 1901 года в Санкт-Петербурге, в помещении Географического общества на Фонтанке. Узкий, похожий на коридор зал был забит до отказа. За столом президиума, по правую сторону, расположились люди в рясах и клобуках. Участники со стороны церкви были не вполне однородны по своему умонастроению: здесь и строгий аскет архимандрит Феофан (Быстров), маститый протопресвитер И. Янышев, но и «церковные бунтари» — епископ Антонин (Грановский) и архимандрит Михаил (Семенов). По левую сторону сидели светские, преимущественно молодые люди, как бывшие уже властителями дум тогдашнего общества: утонченный декадентский поэт Николай Минский, прославленный писатель Дмитрий Мережковский, экстравагантный философ-публицист Василий Розанов, а также представители театральной богемы Г. Дягилев, А. Бенуа и своеобразные мыслители, говорившие тогда о «неохристианстве», — Сергей Булгаков и Николай Бердяев, так и ставшие таковыми в будущем — Антон Карташов, Павел Флоренский. В зале — студенты и профессора, писатели и художники, журналисты и музыканты, просто любопытствующая публика.
Председателю, епископу Сергию Страгородскому, предстояла сложная задача: проводить свою ясную и четкую линию и не дать себя запутать в хаосе противоречивых мнений, страстных, эмоциональных выкриков, иногда переходивших в резкие взаимные обвинения и даже в личные оскорбления.
В зале атмосфера приподнятости. К ней примешивается чувство удивления и радости, что не маячит возле трибуны фигура пристава, имевшего прежде единоличное право прерывать по своему усмотрению ораторов и прекращать публичные собрания, чувство сопричастности к важному и неординарному событию.
Сергий сразу же, во вступительном слове, определил следующим образом предназначение встреч и отношение к ним со стороны церкви: «Я являюсь сюда с физиономией весьма определенной, являюсь служителем церкви и отнюдь не намерен ни скрывать, ни изменять этого своего качества. Напротив, самое искреннее мое желание быть здесь не по рясе, а на самом деле служителем церкви, верным выразителем ее исповедания. Я бы счел себя поступившим против совести, если бы, хотя немного, уклонился от этого из-за какого-нибудь угодничества или из ложно рассчитанного стремления к миру… Настоящего, серьезного, действительно прочного единства мы достигнем только в том случае, если выскажемся друг перед другом, чтобы каждый видел, с кем он имеет дело, что он может принять и что не может»[9].
Среди первых был доклад В. А. Тернавцева, в котором раскрывался смысл попытки начала диалога церкви и общества: устранение «глухого распада между церковью и интеллигенцией», ибо именно это и дает шансы России преодолеть внутренний кризис, переживаемый страной, и способствовать «возрождению России», которое только и может мыслиться и осуществиться как возрождение религиозное.
Позиция интеллигенции в отношении общественных мнений о сущности и формах свободы совести обозначилась в докладе князя С. М. Волконского. Он заявил: «Введение начала государственности в Церковь противно смыслу Церкви: принципы государства — обособление, принцип Церкви — объединение. Насилие и принуждение в делах веры противны духу христианства. Церковь, в лоно которой можно войти, но выйти из состава которой воспрещается, атрофирует свою внутреннюю органическую силу. Обязательность исповедания господствующей религии влияет расслабляюще на общественную совесть. Свобода совести нужна для оздоровления совести на всех общественных ступенях»[10].
На трех заседаниях (7, 8 и 9-м) Религиозно-философского собрания с энтузиазмом обсуждался вопрос о свободе совести. Острота полемики побуждала и преосвященного Сергия выражать свое отношение на прямо поставленные вопросы — признает ли христианство свободу совести, нуждается ли церковь в поддержке государства, должно ли состояться отделение церкви от государства — столь же откровенно. По его мнению, если Христос допускал свободу совести, то и его церковь, считая себя наследницей заветов Христа, не видит необходимости и какого-либо смысла во всевозможных средствах принуждения в духовной сфере. Но Сергий отмечал и то, что закон о о свободе совести на практике может иметь и некоторые отрицательные последствия. Слабые, неокрепшие в вере души будут доступны для нападения со всех сторон, и многие из них могут соблазниться. Отвечая на вопрос, нуждается ли церковь в поддержке государства, Сергий вослед за митрополитом Московским Филаретом (Дроздовым) подчеркивал, что церковь молится за государство не ради поддержки с его стороны, не из соображений своей пользы, а делает это во имя долга, как призванная молиться за благосостояние земного мира. Именно поэтому, добавлял он, с церкви должно быть снято бремя всякой националистической и подобной миссии, так как это все вопросы исключительно государственные, а государство должно отказаться от «употребления» церкви в качестве «орудия в свою пользу».