Сразу после завершения летней кампании 1941 года в Берлине состоялось совещание под руководством шефа гестапо Мюллера. Доклады касались положения православия на востоке и Балканах, взаимоотношений православной церкви с иными христианскими церквями. Общая позиция была выражена одним из докладчиков, унтер-штурмбаннфюрером СС Вандеслебеном, который подтвердил, что ни о каком воссоздании в завоеванном восточном пространстве «инфицированной большевизмом» Русской церкви не может быть и речи. Предлагалось во внутренней политике на востоке делать все, чтобы сохранять постоянное напряжение между католическими и православными приходами, всячески поддерживать религиозные меньшинства в противовес крупным церквям и, кроме того, максимально внедрять «достаточное количество доверенных лиц» в религиозные группы для получения информации и поддержания борьбы всех против всех.
В апреле 1942 года в кругу приближенных Гитлер изложил свое видение религиозной политики на востоке: насильственное дробление церквей; принудительное изменение вероисповедного статус-кво на оккупированных территориях; запрещение устройства каких-либо централизованных конфессиональных органов и центров; формирование «марионеточных» религиозных органов управления; использование религии и духовенства в политических целях.
«Нашим интересам, — говорил он, — соответствовало бы такое положение, при котором каждая деревня имела бы собственную секту, где развивались бы свои особые представления о Боге. Даже если в этом случае в отдельных деревнях возникнут шаманские культы, подобно негритянским или американо-индейским, то мы могли бы это только приветствовать, ибо это лишь увеличило бы количество факторов, дробящих русское пространство на мелкие единицы»[199].
Русская зарубежная церковь надеялась, что с началом военной кампании против Советского Союза она будет призвана нацистским руководством к непосредственному участию в его религиозной политике на оккупированной территории. Разработке плана «сотрудничества» с государством было посвящено епархиальное собрание, состоявшееся в январе 1942 года. Митрополит Серафим так определил позицию церкви: «Мы можем стоять только на стороне антибольшевистских держав. Во главе этих держав стоит Германия. Поэтому мы должны молиться о победе германского оружия и поддерживать германскую армию независимо от того, каковы намерения и цели Германии в отношении России»[200].
«Карловацкая церковь» в ожидании своего «торжественного въезда» на территорию Советского Союза разрабатывала план восстановления организации высшей церковной власти в СССР. Мысля себя уже на территории СССР, Зарубежная церковь вынашивала планы действий в отношении тех или иных групп в русском православии. К числу схизматических организаций отнесены были обновленцы, липковцы, григорьевцы, с которыми не могло быть никаких контактов. Категорически неприемлемы были и какие-либо отношения с митрополитом Сергием (Страгородским), который, как считали «карловчане», изменил «православной вере в форме компромисса с безбожниками и подчинении им Церкви». Отказано было и в праве какой-либо другой православной автокефальной церкви, например Константинопольской, участвовать в «устроении церковных дел в России». Единственной силой, могущей разрешить вопрос о высшем церковном управлении в России, называлась Зарубежная церковь, а ее глава митрополит Анастасий должен был стать временным Местоблюстителем Патриаршего престола с поручением сформировать Патриарший синод и подготовить проведение Поместного собора (в Ростове или в Ставрополе) для избрания патриарха Московского и всея Руси[201].
Но этим надеждам и планам Зарубежной церкви не суждено было сбыться. Германские власти посчитали политически более выгодным не допускать эмигрантское духовенство на советскую территорию, где у него не было серьезной социальной поддержки, а понадеялись на то, что православное духовенство и верующие «тихоновской» ориентации обладают достаточным запасом ненависти к коммунизму и советской власти и потому окажут содействие немецкой армии в выполнении ее «исторической миссии» — разгроме и уничтожении Русского государства, русского народа.
Более того, «карловчане» не дали возможности и окормлять советских военнопленных, вывезенных на немецкую территорию, не разрешили открыть теологическую школу, выезжать в оккупированную зону. Они смогли лишь добиться разрешения организовать снабжение оккупированных советских территорий религиозной литературой, церковной утварью и иным необходимым для богослужения имуществом.
200
Цит. по:
201
См.: