— О да! Тысяча извинений! Как же я не подумала! Теперь говорит писатель, журналист… — враждебно усмехнулась Адина Бугуш. — Но увы! Не все мы писатели. Не всем нам дано находить удовлетворение или утешение в созерцании жизни. В наблюдении. В собирании материала для романов… Другие удовольствовались бы меньшим. Им достаточно просто жить этой жизнью, потому что такой дар не дается дважды. Таково право простых смертных.
Откинувшись на спинку плетеного кресла и соединив руки на затылке, женщина переводила взгляд с мужа на его друга, нервно покачивая закинутой на колено ногой.
Прозрачная тень ореховой листвы дрожала на ее лице и плечах.
Тудор Стоенеску-Стоян залюбовался изящной туфелькой, округлостью икр в золотистых темно-зеленых чулках, упругой грудью, натянувшей бледный шелк блузки; залюбовался этой томной изгнанницей, болезненной и полной соблазна. Однако едкая ирония, звучавшая в ее голосе, пробудила в его душе такие пласты, о существовании которых он и не подозревал. До того, как несколько часов тому назад он познакомился в поезде с господином Стэникэ Ионеску и его другом Кристаке, земледельцами и землевладельцами, он ни разу в жизни не солгал.
Его вполне удовлетворял образ другого, выдуманного Тудора Стоенеску-Стояна, существовавшего лишь в его воображении; он хранил его для себя, используя лишь для внутренних монологов. А теперь нелепая необходимость настоятельно вынуждала его открыть второго Тудора еще и чужому взгляду, подтасовать жалкую действительность, представив ее в радужном свете.
Он успел побриться. Надел другой костюм, почти столичного покроя, свежую рубашку и галстук, привезенный одним злополучным клиентом из Вены. От его рук свежо и приятно пахло английским мылом: это мыло лежало на умывальнике, свидетельствуя о внимательности и утонченном вкусе хозяйки. В нападках Адины Бугуш ему виделось нетерпеливое желание привлечь его на свою сторону, объединиться с ним против мужа с тюленьими усами и отсталыми провинциальными взглядами. Весь этот турнир с ломанием словесных копий имел, скорее всего, только этот тайный смысл. Кокетство. Женская уловка. В любом случае, нашелся, наконец, человек, готовый отнестись к его мнениям всерьез, обсуждать их, спорить. Она просила его быть судьей.
Входя в роль, он улыбнулся с превосходством мужчины, пресыщенного слишком богатым и преждевременным опытом:
— Сударыня, жизнь можно прожить где угодно. Декорации не имеют ровно никакого значения. Они нужны лишь оперным и драматическим режиссерам, чтобы скрасить ничтожество текста… А в реальной жизни декорации, я бы сказал, нередко подавляют человека, если они для него слишком громоздки. Подлинные драмы и самобытные характеры — достояние провинции. «Мадам Бовари», рассказы и пьесы Чехова, романы Мориака и Эдуарда Эстонье. Жизнь, сосредоточенная внутри человека. Человека прямостоящего.
— Браво! — хлопнул его пухлой ладонью по плечу Санду Бугуш, ему пришлось повернуться на стуле, чтобы вернее дотянуться. — Браво, Тудор! Ты сказал то, что я думал. Словно я сам тебе это продиктовал.
— Я вижу, вы прекрасно понимаете друг друга! — огорченно надула губы Адина Бугуш. — Уж и не знаю, для чего здесь я.
— Что вы, что вы, сударыня! — вежливо запротестовал Тудор Стоенеску-Стоян, выразительно протянув руку в сторону сада с ореховыми и абрикосовыми деревьями, дорожками, посыпанными желтым песком, и коротко подстриженной травой. — Этому саду необходима прекрасная женщина, как раз для того, чтобы оттенить его патриархальную простоту.
— Щелкопер! — испортил впечатление Санду Бугуш, рассмеявшись в тюленьи усы басовитым, радостным смехом. — Вот уж на этот раз не скажу, что ты говоришь моими словами. В тебе проснулся бухарестский шалопай!
Однако Тудора Стоенеску-Стояна это замечание ничуть, по-видимому, не обескуражило.
С одной стороны, его привел в восторг образ бухарестского шалопая. Он мог означать легкие успехи, развязность, беспечность; иначе говоря, все то, чего так не хватало одному безвестному прохожему на улице Победы, отправителю телеграммы у окошка Центрального почтамта, пассажиру в ресторане Северного вокзала и в купе скорого поезда. С другой стороны, Тудор Стоенеску-Стоян приближался к тому, что, по его мнению, должно было окончательно завоевать ему интерес и симпатии Адины Бугуш.
— Я сказал вчера Теофилу Стериу…