-- Не бывает чтобы мужчина был целиком голубой, -- сказала Патриция. -Хочешь, заведем его?
Блондинка закатила глаза к небу, обдумывая предложение и озорно улыбнулась:
-- Ну, если ты хочешь, то я не против.
Они поплыли и стали резвиться в освежающе-прохладной воде, он сидел на берегу, наблюдая за ними. Тела их были отлично видны сквозь прозрачную воду. Далеко от берега они не отплывали, чтобы все время их тела были у него на виду.
Наконец, девушки вылезли на приветливый берег и повалились на прогретый солнцем камень. Айменга достала из своей сумки крем и медленно стала втирать его в кожу Патриции. Движения ее пальцев были едва уловимыми -- она втирала крем в кожу Патриции, словно ласкала ее. Айменга любовалась прекрасным телом новой знакомой и в ней самой хотелось поцеловать эту прекрасную грудь -- у нее самой были не маленькие волнующие холмики, а высокая статная грудь совсем другой формы. И хотя Айменга никогда не слышала слов недовольства от поклонников своей грудью, а наоборот, сейчас она позавидовала Патриции.
Патриция лежала в сладострастной позе, очки она сняла и держала в правой руке. Не поворачивая головы в сторону фотографа, она спросила:
-- Он на нас смотрит?
Айменга медленно повернула голову в сторону лежащего в траве фотографа.
-- Да, -- сказала она. И подала ей руку. -- Пойдем, прогуляемся по берегу.
Патриция грациозно встала, стараясь не переигрывать, и они повернувшись к фотографу спиной, пошли не спеша по кромке воды. Ласковые волны залива бились о берег, обдавая девушек мелкими брызгами.
Фотограф сел на корточки и не отрывал от них задумчивого взгляда.
Айменга остановилась и положила руки на плечи девушки. Соски их грудей соприкоснулись, и Патриции почему-то стало неприятно. Она не понимала лесбийской любви -- женщины всегда были для Патриции подругами, собеседницами, но одна мысль о ласке с женщиной вызывала у нее брезгливое отрицание.
-- Ты уверена, что таким образом мы возбуждаем его? -- спросила Патриция.
-- Конечно, -- ответила Айменга, проведя по спине Патриции и потянулась к ней накрашенными губами. -- А как же еще ты сможешь возбудить голубого?
Патриция плюнула на все свои принципы и ощущения, закрыла глаза и слилась долгим поцелуем с блондинкой, представляя, что это Том.
"О, Том, где ты сейчас и чем занимаешься? Зачем ты ушел от меня?"
Фотограф смотрел на них, левой рукой прикрывая глаза от слепящего солнца, а второй теребя свой огромный круглый медальон. Наконец он вздохнул, встал и направился к дому. Поднявшись по тропке среди камней, он еще раз оглянулся -- Патриция лежала на песке, обнаженная Айменга стояла на коленях над ней и гладила девушку.
Патриция видела, что Айменга увлекается лаской и поспешила отрезвить напарницу, пока та не слишком возбудилась, и не потеряла рассудка:
-- Бернард пошел домой, видно созрел, -- сказала она улыбнувшись и села на песке.
-- А ты не хочешь еще поласкаться, -- поглаживая одной рукой грудь Патриции, а другую запустив в ее темные волосы, сказала Айменга. -- Нам так хорошо вдвоем.
-- А ты знаешь, почему любовь между двумя женщинами называется лесбийской? -серьезно спросила Патриция, отстраняя руки блондинки и вставая.
-- Ну... -- растерялась та, -- наверно, от острова Лесбос...
-- Правильно, -- сказала Патриция насмешливым тоном, что сразу отбило у блондинки охоту домогаться ее любви. Но надо было еще довести-таки до возбуждения фотографа, а без помощи Айменги это было бы затруднительно, и Патриция примирительно подала ей руку, помогая встать. -- Пойдем, нам был обещан бокал вина, может еще чего выпросим. У меня от голода желудок к спине прилип.
-- Да, сегодня к Бернарду собирались прийти друзья. Вот работка -- даже по воскресеньям приходится трудиться.
-- Да уж -- тяжелая работа, необходима надбавка за вредность, -- рассмеялась Патриция.
Они пошли к дому фотографа, продираясь прямо сквозь кусты. Девушки ничуть не стеснялись собственной наготы -- здесь никто чужой не ходил. Да если бы и ходил -- то что такого? Красоты стесняться нечего.
-- А почему все-таки от острова Лесбос? -- вдруг спросила Айменга. Патриция думала, что блондинка уже забыла про этот дурацкий вопрос. -- Там находилась женская тюрьма и заключенные это там придумали, да?
-- Нет, совсем наоборот, -- рассмеялась Патриция и пояснила: -- В седьмом веке до нашей эры известная поэтесса Сапфо организовала там школу девушек, проповедуя любовь к женскому телу.
-- Сапфо... Никогда не слышала...
-- Да? -- удивилась Патриция. Задумалась на мгновенье, остановилась и прочитала:
Я к тебе взываю, Гонгила, -- выйди
К нам в молочно-белой своей одежде!
Ты в ней так прекрасна. Любовь порхает
Вновь над тобою.
Всех, кто в этом платье тебя увидит,
Ты в восторг приводишь. И я так рада!
Ведь самой глядеть на тебя завидно
Кипророжденной!
К ней молюсь я...
-- Это Сапфо? -- спросила Айменга. -- Ты ее наизусть знаешь -- значит она тебе нравится. Кто сейчас помнит древнегреческую поэзию! И ты исповедуешь ее принципы? -- с надеждой спросила блондинка.
Патриция рассмеялась.
-- Я очень люблю стихи средневекового французского поэта Франсуа Вийона. Он был разбойником. Мне что теперь выходить с кистенем на большую дорогу?
* * *
Вечером к фотографу действительно пришли друзья. На втором этаже здания, рядом с просторным съемочным павильоном, заставленным всевозможными прожекторами, вспышками и декорациями было что-то вроде гостиной, куда фотограф всех и привел, чтобы отдохнуть после трудов праведных. Пожилая женщина-массажистка, которая, по-видимому, исполняла здесь также и роль экономки, накрыла в гостиной шведский стол и тихо удалилась.
Из магнитофона лились звуки мелодичной лирической песни, свет в гостиной погасили, на пианино в углу и на ломберном столе посреди комнаты стояли канделябры с десятком свечей каждый, что придавало вечеру совсем романтический колорит. Бородатый приятель фотографа в футболке с изображением цветного, переливающегося в свете свечей черепа с костями танцевал медленно с красивой девушкой, что приехала с ним. Фотограф лежал на черном кожаном диване и курил, пристально наблюдая за слившимися в танце Патрицией и Айменгой.