Тем не менее спросила, провоцируя:
-- А почему ты не разбудил меня, Том? Или тебе не понравилось вчера? Ты больше не хочешь?
-- Разве можно не хотеть тебя? -- мягко улыбнулся он и поменял курс на несколько румбов, следуя фарватеру. Слева возвышалась громада Саламина. -- Я поцеловал тебя нежно-нежно, когда ты спала.
-- Не ври, -- Патриция подтянула под себя стройные загорелые ноги. -- Я бы обязательно почувствовала.
-- Я хотел, -- виновато признался Том. -- Очень хотел поцеловать, но ты так сладко спала. Я-то считаю, что поцеловал...
Их взгляды встретились и они оба радостно рассмеялись.
Она, не стесняясь наготы, но и не кичась этим, естественно спрыгнула на палубу и спустилась в каюту.
-- А ты кофе пьешь по утрам? -- донесся оттуда ее веселый голос. -- Или живешь, как древний пират, без прихотей?
-- В шкафчике, сразу у двери, справа, -- подсказал он. -- Кофеварка на верхней полке, розетка над кроватью.
-- Здесь только твои рубашки, -- разочарованно произнесла она,. -- Ах да, ты сказал справа...
-- Молоко в корзинке, большая бутылка, -- добавил Том.
Через десять минут она вышла на палубу, осторожно держа в руках по чашке с дымящимся кофе. Подошла к нему, протянула. Том закрепил штурвал и взял чашку. Он заметил, что она все-таки надела красные трусики, чтобы не дразнить его напрасно тем, что до поры до времени должно быть скрыто.
Он отхлебнул, приготовленный ею горячий напиток.
-- Ты ж говорила, что ты не умеешь готовить? -- изумленно выдохнул он. -- Я такого кофе еще никогда не пил.
-- Это тебя так кажется, -- сказала она и они снова счастливо рассмеялись.
Хотелось смеяться просто так, без повода. Исключительно потому, что жизнь прекрасна, что небо голубое, что яхты плывет к далеким сказочным берегам и они вдвоем на этой яхте.
-- А что ты делаешь, когда плывешь один? -- спросила Патриция, когда они допили кофе и он вновь встал у руля, попеременно поглядывая то на своего матроса, то на ровную гладь залива.
-- Что делаю?.. -- Том задумался. -- Плыву. Любуюсь замечательной природой. Я вокруг всей Южной Европы плавал... Но Греция мне больше всего нравится. Тут спокойно, красиво, все пронизано историей, лирикой и романтикой... Плывешь мимо какого-нибудь острова, и представляешь, как на берегу стоит гордый царь, всматривающийся вдаль, и ждущий нападения беспощадных, кровожадных врагов. Или гордая парка совершает на мрачных скалах таинство жертвоприношения. Оживают мифы, и слышишь голоса сирен...
Том посмотрел на девушку. Патриция слушала внимательно, не отрывая от него черных проницательных глаз, словно желала понять его и проникнуться его чувствами. И он признался в том, в чем не признавался даже лучшему другу:
-- Когда я стою за рулем яхты, то мечтаю написать большой роман.
-- О чем? -- спросила она, видя, что он замолчал, уставившись в невообразимую заоблачную даль.
-- Не знаю еще... Об этой удивительной стране, о людях, ее населяющих. Чтобы были головоломные приключения, хитросплетенные заговоры и чистая, всепоглощающая любовь. Об этих строгих берегах, мрачных руинах и шумных городах. О сияющем, совершенно особенном солнце и жизнеутверждающей природе. Об отважных героях и любящих их трепетных красавицах...
-- Напиши обо мне, -- сказала Патриция, улыбнувшись.
Он улыбнулся в ответ.
-- Так я тебя совсем не знаю, -- сказал он.
-- Ну и что? -- удивилась она и встала. -- Я сама себя не знаю!
* * *
Остров возвышался одиноко и горделиво посреди бесконечной глади моря, поражая воображение. Столь же гордый, сколь и бесполезный -- расположенный вблизи больших земель, он не мог служить прибежищем утомленного мореплавателя, а ищущего уединения отшельника он не смог бы прокормить. Огромная базальтовая скала, устремленная ввысь и окруженная золотым поясом девственного песчаного пляжа. Остров был невелик -- не более километра в диаметре. На самый вершине скалы одиноко росла смоковница, плоды которой Патриция так любила.
-- Какая прелесть, -- восхищенно воскликнула Патриция, когда яхта подплывала к острову. -- Как он называется?
-- Никак, -- ответил Том. -- Кроме меня этот остров никому не нужен, и его даже не удосужились как-то поименовать. Хочешь, я назову его твоим именем?
-- Хочу, -- просто ответила она и произнесла возвышенно: -- Остров Патриции -- звучит не хуже, чем остров святой Елены!
Том рассмеялся:
-- У тебя поэтическая натура, -- заметил он.
-- Еще бы! -- подтвердила она и продекламировала:
Я негу люблю,
Юность люблю.
Радость люблю
И солнце.
Жребий мой -- быть
В солнечный свет
И в красоту
Влюбленной.
Том поаплодировал ей и стал спускать якорь. Патриция засмеялась и столкнула его в воду с низкого борта яхты -- мириады мельчайших брызг окатили ее. Она стянула поспешно трусики, бросила их небрежно на палубу и, радостно смеясь, прыгнула следом.
Том доплыл до прибрежной отмели, где вода доходила ему до пояса, и встал на ноги, красуясь на фоне песчаного пляжа, словно выходящий из своих владений Посейдон.
Она подплыла к нему, любуясь его статной фигурой, он протянул ей навстречу руки.
Патриция ловко увернулась от его рук, оказалась за его спиной, и весело смеясь стала стягивать с него брюки. Он пытался схватить ее, но Патриция рывком потянула брюки вниз, он повалился спиной в воду, смешно взмахнув руками.
Она-таки стащила джинсы и, размахивая ими, будто знаменем, оставляя сзади себя прозрачную стену брызг, устремилась к берегу. Он встал наконец на ноги и двинулся за ней.
Патриция выскочила на горячий песок и побежала вдоль берега. Нагая, бегущая, с прилипшими к голове мокрыми блестящими волосами, она напоминала ему необузданную дикарку, заставляя учащенно биться сердце и напрягаться мускулы. Том на секунду замер, восторженно любуясь ею, затем выбрался на берег и побежал за ней, понимая прекрасно: весь смысл игры заключается в том, чтобы он ее догнал. И желательно как можно скорее.
Услышав за спиной быстрый топот его ног, она сделала несколько шагов в воду и повернулась к нему навстречу. Он бросился в ее объятия и они, смеясь упали в воду. Он подхватил ее руками и одним движением поднял над водой, словно она ровным счетом ничего не весила. Патриция обхватила его руками за шею, взгляды их встретились. Губы потянулись навстречу друг и они поцеловались -- так горячо и страстно, словно были в разлуке целую вечность.
Мокрые волосы ее, сейчас казавшиеся совершенно черными, блестели, в контрасте с ними черты ее лица казались еще более красивыми. Том наклонил голову и нежно поцеловал ее запястье. "Такая простая вещь, а никому из мужиков это в голову не приходило!" -- с восхищением подумала в этот момент Патриция.
Держа ее на руках он вышел на берег и поставил ее на песок. И стал медленно садиться, ведя рукой по ее телу -- от тонкой шеи, по нежной груди, покрытой такими возбуждающими мурашками от воды, по животу, размазывая текущие струйки, на мгновение замер на черных волосиках, в которых блестели жемчужины капелек, по стройному колену...
Она села рядом с ним, навалилась грудью на его грудь, он повалился на спину, заложив в блаженстве правую руку под голову, а левой обхватив ее за плечи. Они поцеловались. Патриция посмотрела ему в глаза и улыбнулась.
-- Ты знаешь, -- сказала она искренне, -- мне кажется, что я влюбилась.
-- Ты хочешь сказать, что еще не уверена? -- удивился Том, и подумал, что насчет себя он уверен абсолютно.
-- А с чего мне быть уверенной? -- сказала Патриция и потянулась к нему губами.
Они снова слились в долгом поцелуе, кроме которого все остальное в мире для них перестало существовать.
Устав, Патриция положила голову ему на грудь и стала с удовольствием ласкать его сильное, мускулистое тело. Никогда прежде ей не доставляло удовольствия любоваться мужским телом и гладить его, но сейчас она испытывала странно-приятное, возбуждающее чувство.
Патриция дошла рукой до мужской гордости его и ей безумно захотелось поцеловать, поласкать языком так же, как он вчера ласкал ее возбужденную, трепещущую ложбинку. Она дотронулась несмело до лежащего в покое чувствительного органа и ощутила, как он под воздействием прикосновения наливается могучей силой. Ей еще больше захотелось коснуться губами.