-- Мне лично -- очень многое, -- сказал он, протянул руку и взял ключ с большим деревянным брелком, на котором были медные цифры номера. Он подал его Патриции. -- Я пошлю ваш багаж наверх немедленно.
-- Чего беспокоиться, у меня всего одна сумка. -- Патриция привычным жестом вскинула коричневую сумку на спину и пошла к лестнице.
Куртка ее была длинная, аж до колен, а кроссовки болтались на шнурках на другом плече, ноги до колен были в дорожной грязи.
-- Ох, уж эта молодежь, -- проворчал портье. У него самого подрастала дочка и он не хотел, чтобы она вот так шлялась, словно перекати-поле без всякой цели по городам и весям, проматывая отцовские сбережения.
Патриция поднялась по широкой, застеленной ворсистым ковром лестнице на четвертый этаж и прошла в свой номер.
Вид из окон был действительно на море, две комнаты, большая кровать, ночник, приемник около кровати. Патриция прошла на середину номера и скинула куртку. Стащила с облегчением пропотелую полосатую футболку и так же бросила на пол. Заметила рядом с дверью кнопку, рядом с ней табличку "вызов горничной". Подошла и нажала. Потянулась сладко, достала сигареты, закурила.
Надо дать себе отдых, решила она. Вымыться, выспаться, хорошо и вкусно поесть, подумать в одиночестве о своем дальнейшем поведении...
Патриция подошла и еще раз нажала кнопку вызова.
Собственно, пора решаться на какие-то определенные действия. Опять подставляться какому-нибудь мужлану, который использует тебя, как используют, скажем, туалетную бумагу... бр-р. С нее довольно экспериментов. Значит, либо лететь в Мюнхен и продолжать учебу, что в общем-то не так уж и плохо и рано или поздно все равно вернуться придется. Либо найти Тома -- единственного мужчину, который был близок, с которым ей было хорошо и в постели и за разговором. Который не рассматривал ее исключительно как станок для удовлетворения своих сексуальных потребностей.
Но Том хочет обладать эксклюзивными правами на нее, а она любит свободу, как вольная птица -- небо. Но почему бы и нет в конце концов? Ведь он может дать ей все, что ей надо -- любовь...
В дверь постучали. Патриция хотела накинуть куртку, чтобы не сверкать обнаженной грудью, потом передумала. Открыла дверь.
Вошла симпатичная горничная средних лет в строгом черном платье и белом веселеньком переднике с кружевами.
-- Здравствуйте, -- вежливо сказала она. -- Вы звали меня?
Вид полуобнаженной постоялицы ее не смутил, она просто профессионально не заметила этого. Зато почему-то смутилась Патриция. Она подняла куртку и накинула на себя.
-- Я хотела бы заказать в номер обед, -- попросила она. -- Я очень устала и хотела бы пообедать в одиночестве. Это возможно?
-- Да, конечно, -- улыбнулась официантка и достала блокнот. -- Я понимаю, в ресторане не всегда удается побыть одной. Что вы закажете?
Патриция задумалась.
-- На ваше усмотрение, -- наконец сказала она, решив, что сюрприз получить приятнее, чем ломать сейчас голову. -- Пару закусок, первое, второе -обязательно мясное и бутылку шампанского. Да, и мороженное, желательно фруктовое, соку какого-нибудь...
-- Хорошо, -- сказала горничная. -- Когда вам подать?
Патриция глянула на квадратные часы, висящие на стене высоко над кроватью.
-- Через час, пожалуйста. Я хочу принять ванну.
-- Я все сделаю, как вы просили, -- заверила горничная.
-- Спасибо.
Выпроводив ее, Патриция вошла в ванну и открыла краны. Ванна была большая и уютная. Патриция скинула шорты и с удовольствием забралась в горячую воду.
Долго лежала в приятной воде, наслаждаясь покоем, затем взяла мочалку и стала остервенело натирать себя, словно стараясь смыть с себя остатки прикосновений похотливых сердцеедов и извращенцев, которые обладали ею после Тома.
Она хотела снова стать чистой. Снова хотела любви, хватит с нее эротических похождений.
* * *
Патриция в свое удовольствие пообедала, в одиночку выпила бутылку шампанского. Она решила как следует выспаться, а потом разыскать Тома. Это было ее окончательное решение. Она даже попросила у горничной телефонную книгу Пирея, и выяснила телефон и адрес Тома.
Однако, когда она проснулась на следующий день, проспав подряд более четырнадцати часов, вчерашняя решительность несколько поколебалась.
Она вытряхнула на постель все вещи из объемистой сумки и начала рассматривать чем она располагает. Потом взяла косметичку, которой почти никогда не пользовалась, и пошла в ванну.
Когда она спустилась вниз, вчерашний портье открыл рот от изумления -настолько разительно Патриция поменяла свой имидж. По лестнице вчера поднялась спортивного вида утомленная туристка, сегодня спустилась роскошная дама.
Дорогие лакированные малиновые туфли на высоком каблуке, почти до туфель выходное платье с претензией на уникальность из красного полупрозрачного материала с крупными желто-оранжевыми цветами и с большим декольте, кокетливый шарф из такой же ткани.В тщательно уложенных волосах красная заколка-обруч, кардинально меняющая прическу, лицо талантливо подкрашено, в ушах большие золотые серьги -- каждая деталь подчеркивала ее красоту, женственность и обаяние.
Патриция миновала портье, который не мог отвести от девушки восхищенного взгляда, пораженный столь удивительным перевоплощением, и с гордо поднятой головой прошла в бар.
Бар был почти пуст. Лишь у стойки скучал на высоком круглом стуле толстяк лет пятидесяти в светлом дорогом костюме, да за столиком сидела перезрелая напомаженная дама, считающая, что бабье лето у нее отнюдь еще не кончилось. Скучающий бармен перед толстяком смешивал ему коктейль.
Патриция вошла в бар и помещение словно ярче осветилось. Все три пары глаз оказались прикованным к ней: бармена -- профессиональный, толстяка -восхищенно-отстраненный (ибо понимал, что это не для него, хотя средствами обладал не малыми), и возмущенно-завистливый дамы, ибо когда-то и она...
Патриция поправила ворот платья, чтобы не закрывал превосходную грудь, не стянутый всякими излишествами вроде лифчика, и направилась прямо к толстяку.
-- Доброе утро, -- улыбнулась она ему.
-- Доброе утро, -- с готовностью ответил тот.
-- Здесь свободно?
Толстяк соскочил с места и сделал приглашающий жест рукой, указывая на соседний высокий стул, обитый малиновой кожей:
-- Да, конечно, прошу вас...
Она села и обратилась к бармену:
-- Дайкири, пожалуйста.
-- Мы кажется, незнакомы, -- сказал толстяк в элегантном светлом костюме. И представился: -- Мартин Мюллер. Можно вам купить коктейль?
Она развернулась в его сторону и сказала, нагло улыбаясь ему в глаза:
-- Вы можете покупать что угодно. Включая меня, разумеется.
Эта фраза покоробила его, но он сделал вид, что не расслышал и пригубил разбавленное виски из своей рюмки.
-- Вы отдыхаете? -- спросил он.
-- Да, -- улыбнулась она.
-- А могу я спросить откуда вы?
-- Конечно. Спрашивайте, -- милостиво позволила она.
-- Так откуда вы?
-- Из Константинополя.
-- Из Константинополя? -- не понял он и вдруг радостно воскликнул: -- А! Вы хотите сказать Стамбул?
-- Стамбул, Константинополь -- какая разница? -- пожала она плечами. -- Когда работаешь в публичном доме не замечаешь никакой разницы.
Он вздохнул и отвернулся. Но желание продолжить знакомство с этой роскошной, непонятной женщиной обуревало его. Патриция прекрасно это понимала.
Бармен подал ей заказанный коктейль.
-- Спасибо, -- сказала она равнодушно и потянула из соломинки.
Посмотрела на толстяка и ни слова не говоря, лишь мило улыбаясь, потянулась за его сигаретами. Взяла сигарету, вставила в рот и вопросительно-ожидающе посмотрела на собеседника. Толстяк схватился и зажег зажигалку, но бармен профессионально опередил его, услужив очаровательной клиентке. Патриция улыбнулась и прикурила от зажигалки бармена. И посмотрела внимательно на толстяка. Наверно, в жизни он совсем другой человек -- симпатичный, компанейский, отличный работник и прекрасный, любящий отец и муж. Но когда такие вырываются на время из привычного семейно-будничного круга, они тут же превращаются совсем в других, однообразно-любезных охотников за женскими телами, и кроме этого самого пресловутого тела, им больше ничего не требуется.