Артур вздохнул.
— Бог за действия людей не отвечает. Странно — об этом не помнит никто, хотя в Библии сказано прямо: человек создан по образу и подобию Божьему, обладает свободой воли. Бог прислал нам Иисуса Христа… Вот горят свечи в шандале. А ты задумывалась, зачем горят свечи в церквах, в часовнях, зачем люди носят крест?
— Театр, — сказала Лючия. — Никогда не соглашусь быть марионеткой.
— Да. Для многих теперь — театр. А на самом деле, Лючия, девочка моя, когда Его распяли и римляне начали преследовать тех, кто понял, Кто есть Христос, в темноте подземелий, катакомб, пещер вместе собирались такие люди. Они зажигали свечи просто, чтоб не быть в темноте, а опознавая своих, тайно показывали друг другу спрятанные на груди крестики. Вот в память тех времён — свечи в церквах, крест на моей груди. И, конечно, прежде всего — в память Того, Кто был на нём распят. Но Он не погиб, не умер. Имей в виду — это Он зачем‑то привёл меня сюда на остров, соединил с тобой.
Лючия сидела, обхватив руками виски.
— Что касается моей России, — продолжал Артур, — она доверилась Марксу, Ленину, отвергла Бога. А Бог, об этом часто говорил мой духовный отец, если хочет наказать — лишает разума человека, страну.
Свечи догорали, потрескивали.
— Люди читают вместо Библии каталоги фирм. А что делать таким, как я? — Лючия подняла голову. — В этом обществе потребления у таких пропала цель жизни… Знаешь, даже хотела ехать на Кубу, к Фиделю Кастро… Теперь понял, как без радости жила до тебя? Ты мне стал и муж и бамбино. Кроме тебя нет цели.
— Так нельзя говорить. Знаешь что? Свечи догорели. У тебя есть другие? В гостиной? Хочешь, пойдём вниз? Ведь мы, по сути, ни разу ещё не говорили серьёзно.
— Разве? Даже когда молчим, даже когда я с тобой ночью, ты для меня — серьёзно. Разве не так?
Артур свёл её вниз по тёмной лестнице, усадил за стол в гостиной. Нашёл и зажёг свечи, сам соорудил ужин, сел напротив неё.
— Лючия! А куда девался ящик, который прислал Манолис? Мы выгрузили тогда его из багажника, даже не посмотрев, что там. Куда он делся?
— Я смотрела. Там коллекция. Двенадцать бутылок разного греческого вина. Белое и красное. Не хочу, чтоб ты был алкоголик.
— А ну‑ка, где эта коллекция? Я так и чувствовал, что там вино. В кладовке? Какое будем пробовать? Красное или белое? И учти, теперь я тоже ревную тебя — к Фиделю Кастро!
Артур принёс и откупорил бутылку красного, густого, как кровь, «Монтенеро». Наполняя бокал Лючии, пролил вино на скатерть и лишь теперь осознал, что волнуется. Что наступил момент, когда она отворена настежь. Исчезла командирская манера держаться, и он сможет разделить с ней то сокровенное, чем живёт, о чём пишет, что имеет прямое отношение к его личному открытию Бога, присутствия на земле Иисуса Христа.
Будучи в глазах Лючии ребёнком, бамбино, он говорил с ней как с девочкой. Артур ждал, что она станет спорить, возражать, выискивать в его доводах противоречия, приводить контраргументы. Но Лючия, подперев рукой подбородок, внимательно, как школьница, слушала, ни разу не перебила.
— Тебе пока все понятно? Согласна? Вопросов нет?
— Говори, — просила Лючия. — Говори ещё.
Обескураженный отсутствием отпора, он продолжал делиться с ней собственными свидетельствами присутствия Бога. Рассказывал о тех случаях, когда на его, Артура, глазах нарушалась физическая структура мира, происходило чудо.
— Существует методика, серия долгих упражнений. В сущности, они есть новый способ жизни. Научаешься новому восприятию земли, космоса, людей, растений. Начинаешь видеть невидимое. В человеке разворачиваются скрытые возможности. Он не думает о том, что надо быть хорошим, как того требуют церковные установления, он просто становится любовью. Понимаешь? Бескорыстной любовью ко всему. И тогда он может творить то, что люди называют «чудесами».
— Лечить людей, как ты? — единственный раз переспросила Лючия.
— Лечить. И многое другое. Сейчас везде, во всех странах поднялась волна интереса к этой проблеме. Да, мир зашёл в тупик. Человек, если он человек, не может жить только ради потребления. Этот тупик, как плотина, куда упёрлась река жизни человеческого рода. Ты не одна, в ком есть понимание, что деньги, богатство не дают счастья… Напор этой реки будет становиться все сильнее. В конце концов он прорвёт плотину. Качественно мир станет иным. Это будет духовная революция. Обо всём этом ты могла бы догадаться, читая мою книгу. Об этом я пишу сейчас, здесь, в твоём доме. Благодаря тебе. — Он допил бокал, взглянул на Лючию.