Тогда Панайотис сам подошёл к нему, вытащил из кармана стодрахмовую монету. Криво улыбаясь, изобразил, что однажды обманул, обсчитал.
Артур взял её, поклонился старику и пошёл дальше. Подумал — вернулась денежка, кинутая в копилку шаловливой Уранией…
Дом Манолиса был в двух шагах. Привычно просунув руку в решётчатое отверстие, Артур дёрнул за толстую проволоку, отворил калитку. И тут, стоя у двери нижней комнаты, обнаружил, что забыл в секретере на вилле ключи. С минуты на минуту должны были явиться больные.
Часть узкого дворика, залитая солнцем, просохла. Мандариновое дерево лаково блистало зелёной листвой. Другая же часть двора, загороженная от света громоздящимися по откосу горы домами, лежала в глубокой тени.
Родственники Фанасиса, прибывшие из Салоник, и Янис с отцом пришли почему‑то одновременно.
Артур извинился:
— I'm sorry. The house is locked[127], — сказал он пришедшим и, подводя по очереди каждого к мандариновому дереву, принялся за дело.
Родственники Фанасиса — мать и некрасивая, пухленькая дочь оказались практически здоровы, ни на что не жаловались, и прибыли сюда по призыву суетной Маго, чтобы провериться на всякий случай.
Глава же семьи — тучный господин с тенью непроходящей заботы на лице — серьёзно страдал гипертонией.
Артур показал на затылок пациента, спросил:
Господин уныло кивнул.
Делая пассы сверху вниз по ауре, Артур мысленно заложил программу: нижнее давление — 90, верхнее — 120. Потом поставил пациента спиной к себе, попросил снять пальто, перекинул через ветку дерева и положил обе свои ладони под свитер на область почек. Затем окутал тело пациента защитной аурой, как коконом, перекрестил. Снова показал на затылок, спросил:
— Pain?
— I feel no pain[130]. — Тучный господин прислушался к себе. — No pain.
Артуру хотелось дать ему кое–какие рекомендации, и он пожалел, что рядом нет переводчика, нет Лючии.
Он готов был подозвать следующего пациента — морячок Янис уже подталкивал вперёд своего отца. Но господин из Салоник потащил Артура в укромный угол за мандариновое дерево.
— I have six daughter s more. Very nice and plump, — угрюмо втолковывал он. — It's high time for them to be off married…[131]
Артур сначала ничего не понял. Но многодетный отец столь выразительно показывал шесть пальцев, обрисовывал в воздухе пышные формы своих перезрелых дочерей, что, наконец, сообразив в чём дело, Артур опешил. Ему ничего не оставалось, как поднять вверх руку, посоветовать молиться Богу.
В этот миг он замер от ужаса. С балконов, террас, лестниц, из раскрытых окон громоздящихся сверху домов сюда, вниз, смотрели люди.
Артур огляделся. Попросил Яниса подвести отца в другой угол двора, откуда их не было бы видно. Он занимался с этим старым, жилистым человеком, увидел у него язву задней стенки желудка. В таких случаях он давал больным насыщенную определённой информацией воду. Но где её сейчас было взять? Да и не мог он по–настоящему сосредоточиться. Десятки и десятки людей продолжали смотреть сверху. Янис и господин из Салоников с женой и дочерью таращились, стоя у открытой калитки. В какой‑то момент Артуру показалось: мимо по улице прошла Мария…
— Some other time, — сказал он, подозвав Яниса. — Some other time.[132]
Артур выпроводил больных и, едва они скрылись, пошёл вниз к набережной, чтоб по пути на виллу выпить чашку кофе в баре у Дмитроса.
Все столики возле бара были заняты. Как всегда, здесь блаженствовали зимующие на острове иностранцы. Слышалась английская и немецкая речь.
Увидев Артура, Дмитрос крикнул:
— Ясос! Момент!
И через минуту вынес на тротуар столик, стул. Потом принёс на подносе чашку кофе, воду и высокий бокал джина с тоником.
— How are you, Arturos?[133] — спросил он, дружелюбно улыбаясь.
— I am OK. Thank you[134], — ответил тот и почувствовал, что устал. Вспомнилось, как пятнадцать лет назад лечил больных в грузинской деревне на глазах множества людей…
Только успел Артур отпить глоток кофе, Дмитрос снова возник в раскрытой двери бара.
— Mr. Arturos! Telephone! Конечно же, звонила Лючия.
— Tezzoro, один час дня! Где ты был? Я телефонировала в дом Манолиса. Ты помнишь? Мы едем к Филиппу?
— Буду дома минут через тридцать–сорок.
— Никуда не иди. Приеду за тобой.
— Хорошо. Только надень что‑нибудь, чтоб не натирало ногу.
Дмитрос взял у него трубку и, опуская её на висящий у стойки телефонный аппарат, заговорщически подмигнул, сказал по–русски: