С первым же поворотом ключа стартер заурчал как камышовый кот. Я вытащил из-под сиденья бейсбольную шапочку, снял пиджак, надел темные очки и выкатился из гаража.
Энджи по-прежнему сидела в машине перед Плазой, и это означало, что преследователь все еще ждет на стоянке у отеля. Я помахал ей и проехал по Кембридж-стрит по направлению к реке. Когда я добрался до Сторроу-драйв, машина Энджи следовала за мной, но, выкрутившись на автостраду I-93, я оставил ее в клубах пыли далеко позади. Я сделал это всего лишь потому, что мощь моего мотора позволила мне это. Или всего лишь потому, что такой уж я незрелый человек. Одно из двух.
Глава 8
Ехать в Уикхэм — не большое удовольствие. Примерно через каждые три мили приходится сворачивать, а если пропустишь хоть одну развязку, тебя занесет в Нью-Гемпшир, а там будешь до посинения уточнять маршрут с придурками из восточных штатов, не понимающими нашего американского языка. К тому же по дороге не на что смотреть, кроме как на унылый индустриальный пейзаж, да потом, когда приблизишься к поясу городков, лежащих вдоль реки Мерримак, — на реку Мерримак. Зрелище не из приятных. Такую бурую и мутную воду, как в ней, обычно можно найти лишь в канализационном коллекторе. Большой привет текстильной промышленности, которой столь многим обязаны Нью-Гемпшир и Массачусетс. Следующее, что ты видишь в этом крае, — это сами фабрики, и тут ты понимаешь, что выражение «коптить небо» имеет буквальный смысл.
Но меня всю дорогу развлекала музыка, так что до красот природы, а вернее — до их отсутствия, мне особенного дела не было. Когда я добрался до Мерримак-авеню, меня заботило только, что машину придется оставить без присмотра.
Никак нельзя сказать, что Уикхэм меняется к лучшему стремительно и бурно. Он сер и закопчен, как и подобает фабричному городу, улицы здесь подошвенного цвета, а вся разница между барами и жилыми помещениями только в том, что у первых в окнах светятся неоном какие-то письмена. Тротуары и мостовые здесь неровные, асфальт белесый и растрескавшийся. У большинства прохожих — а особенно у работяг, возвращающихся в полутьме со своих фабрик, — вид такой, словно они давным-давно смирились с тем, что все их забыли. В подобном захолустье лишь смена времен года напоминает людям, что время все же движется.
Мерримак-авеню — главная улица Уикхэма. Симона Анджелайн жила далеко от центра города: целых пять миль летели за стеклом бары, заправочные станции, стены текстильных и швейных фабрик, прежде чем я оказался у цели. В зеркало я видел Энджи: она держалась за мной, а потом, когда я свернул в боковую улочку и припарковал машину, проехала вперед. Я заблокировал ручник, вынул из гнезда и взял с собой приемник. Бросил прощальный взгляд на «Порше», надеясь, что поиски Дженны будут недолгими. Хотелось бы.
Дело в том, что машину свою я не в карты выиграл и не в подарок от безмерно щедрого клиента получил. Я копил и откладывал, откладывал и копил и наконец, увидев объявление, отправился в банк за ссудой. Мне пришлось пройти мучительное собеседование с клерком, который едва снисходил до меня, — с занудой из тех, кто всю свою взрослую жизнь стремится отплатить окружающим за все обиды, вынесенные в отрочестве. По счастью, круг моих клиентов расширялся, гонорары росли, так что вскоре мне удалось наплевать на факт его существования. Однако я продолжаю расплачиваться тем, что постоянно тревожусь о судьбе единственной материальной ценности, находящейся в моем владении.
Я проскользнул в машину Энджи и уселся в правое кресло. Она взяла меня за руку:
— Не хнычь, крошка, я обещаю, что твоей гордости и радости ничего не угрожает.
— Ладно, ладно, — ответил я, — По крайней мере, твой драндулет здесь не вызовет подозрений.
— Умница, — сказала Энджи. — Не пора ли нам закусить?
Так мы и поступили.
К шести часам нам стало невтерпеж от сидения в машине, друг от друга, а еще больше — от наблюдения за домом № 1254 по Мерримак-авеню, некогда розовым, а ныне безнадежно облезлым. Час назад в подъезд вошло пуэрто-риканское семейство, и минуту спустя в окнах квартиры на третьем этаже вспыхнул свет. Вторая банка «пепси», когда я вскрыл ее, дала пенный фонтан, заливший всю приборную доску. Иных развлечений за четыре часа судьба нам не даровала.
Я перебирал валявшуюся на полу груду кассет из коллекции Энджи, пытаясь найти группу, которую бы мне захотелось послушать, как вдруг моя напарница сказала: