* * *
Поздно ночью меня разбудила Наташа. Она прокралась в мою палату и сейчас трясла меня за плечи. Я протёр глаза, всматриваясь в темноту. - Что случилось? Что-то с Максом? - испугался я. Наташа покачала головой. - Нет, с тобой. Я непонимающе уставился на то, что она мне протягивала. Свой телефон. Я взял его, щурясь от яркого света, и взглянул на экран. С него на меня смотрела собственная физиономия. Архив из социальной сети. Моё улыбающееся лицо на общей фотографии какой-то семьи. Мужчина, женщина, я и какая-то девушка постарше, но очень на меня похожая. - Что это? - Твой донор. Я нашла информацию о нём. Но она странная. - То есть? - переспросил я, садясь в постели. Слева от меня белела заправленная койка Макса. - Нет никакой информации о том, что он стал донором. Обычно таким людям пишут сотни комментариев, поддерживают семьи, снимают видео. Но тут ничего такого нет. Нет никакой информации о пожертвовании. Антон Кротов был, а теперь исчез. Точнее, теперь в его теле ты. Но я не понимаю, почему. - Зато я, кажется, понял, - сказал я. - Мне нужен планшет Анатолия Васильевича. Как мы это сделаем? Следующие несколько дней возможности залезть в данные врача мне не представилось. Я сидел в библиотеке до вечера, уткнув нос в книгу, но не видя строчек. Макса увезли. Он не хотел признавать нас, не хотел продолжать лечение. Похоже, в его мозгах действительно что-то сломалось. Я видел его заплаканную маму и пребывавшего в ступоре от случившегося отца. Они молча собрали его вещи, а я, Лена, Наташа и Юля наблюдали за этим из коридора. Мама Макса вышла из палаты, напоследок погладила по голове Лену и дверь за ними закрылась. Вечером я ужинал один. Меня одолевали грустные мысли. Почему именно Макс? Ведь у него всё так хорошо шло. Он действительно хотел вернуться к нормальной жизни, заниматься спортом. Почему он, а не я? Ведь у меня нет никакой цели. Я не знаю, куда идти, не знаю, что делать дальше. Лучше бы на его месте оказался я. Наташу выписали, а к нам перевели мальчика Севу, только что после операции. Ему было восемь и у него была злокачественная опухоль на последней стадии. Ему повезло - нашёлся донор для его сенсума. Чей-то светловолосый и худой ребёнок отдал своё тело, чтобы теперь в нём оказался Сева. Несколько дней мы пытались его разговорить, но нам так и не удалось вытянуть из него больше пары слов. Мальчику было нужно время, чтобы привыкнуть. С того самого дня, как Макса увезли, Лена стала увядать. Она больше не носилась по коридору, не прятала мою электронную книгу и не донимала Анатолия Васильевича дурацкими вопросами от лица Патрика. Я хотел ей помочь, но был так занят выяснением собственной личности, что целыми днями торчал в коридоре, пытаясь стащить планшет у какого-нибудь врача, и с Леной почти не говорил.
Через некоторое время я проснулся среди ночи от криков. Выйдя в коридор и сонно привалившись к стенке, я тёр глаза и пытался понять, что происходит. Кричала девочка. А когда я понял, какая, то со всех ног помчался в женское отделение. - Верните обратно! Верните сейчас же! Я не могу больше! - кричала Лена. Я сразу понял, о ком он тоскует. Я подбежал к дверям палаты, где меня остановила одна из медсестёр. - Сюда нельзя! - Там Лена! Вы можете ей помочь? - спросил я. - У неё проблемы с заживлением сенсума, - ответила сестра. - Что? Почему? - Врачи пытаются это выяснить. - Анатолий Васильевич там? - переспросил я. - Он и Валерия сейчас занимаются ей, а вам лучше отправиться спать, - посоветовала женщина. - Верните! Пусть всё будет как раньше, - надрывалась маленькая девочка, скучавшая по своему большому другу. - Нет, я не могу. Вы можете меня пустить? Я могу её успокоить, - попросил я. - Увы, нельзя, - покачала головой медсестра. Я в отчаянии стал озираться и вдруг увидел, что позади сестры на столе лежит планшет. Наверняка он принадлежал нашему терапевту. Чувствуя себя предателем, я произнёс. - Да, мне пора идти, вы правы, - сказал я и быстро зашагал прочь. Два шага. Три. Пять. Десять. На двенадцатом я услышал голос Валерии, дверь в палату Лены открылась, и медсестра вбежала внутрь. Я развернулся и помчался к столу. У меня была лишь пара минут. Я слышал, как плачет Лена и у меня самого текли слёзы, но я должен был узнать, должен! Разблокированный планшет лежал на столе медсестёр. Я быстро зашёл в базу данных всех пациентов и ввёл «Антон Кротов». Вылезла вся информация, касающаяся моего текущего самочувствия. Я залез глубже, стараясь найти сведения о моём поступлении. За дверью слышались озабоченные голоса медсестёр и успокаивающая речь Анатолия Васильевича. Вот оно! График поступления в сенситивную клинику. В графе «Донор» стоит «Антон Кротов, 2020 года рождения». В графе «Акцептор» - «Антон Кротов, 2020 года рождения». Я вернул планшет на место и ушёл, не оглядываясь на палату Лены. В коридоре меня ждали с озабоченными лицами Сева и Юля, но я прошёл мимо них. Зашёл к себе в палату и со всего разбега пнул тумбочку. Она открылась, обнажая полки, на которой лежали полотенца, носки, электронная книга, которую, конечно, нельзя выносить за пределы библиотеки, но в последнее время мне просто стало плевать. Вот и все мои вещи. Всё, осталось мне от... меня.