Ваймс умолк. Судя по растерянности на лицах слушателей, его слегка занесло. В фундаменте его карточного домика было слишком мало карт.
Он откашлялся.
– ОДНИМ СЛОВОМ, – продолжил командор, сопроводив эту фразу свирепым взглядом, означающим, что последние двадцать секунд его речи следует вычеркнуть из памяти раз и навсегда, – одним словом, наша задача – не допускать никаких волнений и драк. На улицах неспокойно. Вы, наверное, слышали, что кое-кто уже начал формировать воинские подразделения. Что ж, никто не вправе мешать людям записываться в армию, если им того хочется. Но воинственных толп нам не надо. В обществе витают самые дурные настроения. Даже не знаю, что может случиться, но, когда это случится, мы должны быть там, где оно случится. – Он опять обвел взглядом слушателей. – И еще. Этот новый клатчский дипломатический представитель – или как бишь его – прибывает завтра. Не думаю, что Гильдия Убийц строит в связи с этим какие-то планы, но СЕГОДНЯ ВЕЧЕРОМ мы должны проверить завтрашний маршрут волшебной процессии. Небольшая работенка для ночной смены. И в сегодняшнюю ночную смену выходим мы ВСЕ.
Стража издала сдавленный стон.
– Как говаривал мой бывший сержант: без чувства юмора в Страже долго не проживешь, – сказал Ваймс. – Это будет небольшая инспекция: очень аккуратно, вежливо стучим в двери, обмениваемся рукопожатиями с дверными ручками, проветриваем мундиры. Старые добрые методы поддержания порядка. Вопросы есть? Отлично. Всем спасибо.
Аудитория, постепенно осознав, что с речами на сегодня покончено, отозвалась шарканьем ног и шебуршанием.
Моркоу захлопал в ладоши. Зачастую таким образом среднее звено призывает низшие чины аплодировать высшему эшелону[1]. Но не в данном случае. В основе аплодисментов Моркоу лежал искренний энтузиазм, что в каком-то смысле было еще хуже. Пара новичков-констеблей повпечатлительнее подхватили его порыв, а затем, подобно тому как падение нескольких камешков кладет начало лавине, помещение наполнилось грохотом смыкающихся ладоней всех размеров, мастей и видов.
Лицо Ваймса побагровело.
– Очень вдохновляющая речь, сэр! – воскликнул Моркоу, перекрикивая громоподобные овации.
На Анк-Морпорк обрушился ливень. Вода заполняла сточные канавы, переливалась через край, а потом порывы ветра отбрасывали ее обратно. Вода была соленой.
Горгульи вылезли из укрытий, где обычно проводили дневные часы, и теперь с распростертыми в стороны крыльями, раскрыв пошире уши, восседали на каждом карнизе, на каждой башенке, готовые схватить все съедобное, что может принести вода. Поразительно, и что только не выпадало на Анк-Морпорк! Дожди из мелкой рыбешки или лягушек стали привычным делом, куда неприятнее было, когда шел дождь, допустим, из остовов кроватей.
Из сломанной водосточной трубы излился поток воды – прямо в окно Осей Шока. Тот как раз сидел на кровати (за неимением стула, а также каких-либо других предметов меблировки). И Осей нисколечко не рассердился. Быть может, через пару минут он и рассердится. А может, и нет.
Не то чтобы Осей был, ну, как это говорится, слегка чокнутым. Друзья назвали бы его тихим, безвредным человечком: сам в себе и по себе. Но они его таковым никогда не называли, потому что друзей у Осей Шока не было. Впрочем, была группка людей, собиравшихся по вторникам попрактиковаться в стрельбе из лука, и иногда после занятий Осей отправлялся вместе со всеми в трактир, сидел там и слушал разговоры, а однажды, поднакопив немного денег, взял да и угостил всю компанию – хотя никто, наверное, этого не запомнил. Разве что, спроси их кто-нибудь, сказали бы: «Ах, э-э-этот… нуда, его, кажется, Осей зовут… » Обычно именно так отзывались об Осей. Люди просто не замечали его, как не замечают пустое место. Не видели и не замечали.
Причем он был не так уж и глуп. Наоборот, Осей очень много размышлял. Иногда сидел часами и думал, думал, упершись взглядом в стену напротив, на которой дождь влажными ночами рисовал карту Клатча.
Кто-то что было силы заколотил в дверь.
– Господин Шок? Вы в приличном виде? Можно зайти?
– Я немного занят, госпожа Трата, – ответил он, пряча под кровать, к пыльным журналам, лук со стрелами.
– Я насчет денег за комнату!
– А что насчет них, госпожа Трата?
– Вам известны мои правила!
– Я заплачу завтра, госпожа Трата, – ответил Осей, глядя в окно.
– До полудня и наличными – или убирайтесь вон!
– Да, госпожа Трата.
Наконец хозяйкины башмаки тяжело утопали вниз по лестнице.
Очень медленно, не пропуская ни одной цифры, Осей Шок сосчитал до пятидесяти. Потом сунул руку под кровать и вытащил лук.
Ангва дежурила в паре со Шнобби Шноббсом. Не самая идеальная компания, но Моркоу попал в другую смену, а Фред Колон, который составлял расписание, славился буквально фантастическим везением: в холодные и дождливые, подобные этой, ночи ему неизменно выпадало дежурить в штаб-квартире. Так оставшиеся без партнеров Шнобби и Ангва оказались вместе.
– Э-э, Ангва, я хотел бы кое-что у тебя спросить… – робко произнес Шнобби, после того как они потрясли очередную дверную ручку и осветили фонарем очередной переулок.
– Да, Шнобби?
– Это очень личное.
– А-а…
– Конечно, я мог бы спросить и Фреда, но я знаю, он бы не понял, а ты поймешь, потому что ты женщина. Большую часть времени, по крайней мере. Я в хорошем смысле, гм…
– Так что ты хочешь спросить, Шнобби?
– Это насчет моей… сексуальности.
Ангва промолчала. Дождь тяжелыми каплями колотил по плохо подогнанному шлему Шнобби.
– Думаю, пришло время посмотреть правде в глаза, – пробормотал Шнобби.
Ангва вновь прокляла свое чересчур живое воображение.
– И, э-э… как ты намереваешься это сделать, Шнобби?
– Ну, я выписал всякие штуки. Крема и прочее.
– Крема, – бесстрастно повторила Ангва.
– Ну, чтоб втирать, – подсказал Шнобби.
1
Ладони располагаются под прямым углом одна к другой и не столько хлопают, сколько выразительно прикладываются друг к другу, в то время как аплодирующий сверлит взглядом аудиторию, словно бы говоря: «Сейчас последуют бурные аплодисменты, или вся школа останется на дополнительные занятия»