- Таня, как ты можешь это слушать? Это же вторично! Обо всем этом уже пел Высоцкий!
- А до Высоцкого об этом уже писал Пушкин, а до него -- Хайам. Что же, и Пушкин вторичен?
- Ну, допустим, Пушкин-то наш, а эти-то тебе чем близки? Ведь они же нас и за людей-то не считают. Они же богоизбранные!
- Так ты завидуешь?
- Я просто возмущаюсь, почему это один народ, причем отнюдь не лучший, считает себя богоизбранным. На каком, простите, основании?
- Но ведь и тебе ничто не мешает считать себя богоизбранным. Ты родился в интеллигентной семье, а мог бы в маргинальной. Ты наделен талантом, и может быть, не одним. Ты не умер во младенчестве -- а ведь мог бы. Тебя не выперли из института и не ухондокали на военных сборах. Ты сгонял в эмиграцию и вернулся живым, да еще и смог заново восстановиться и на работе, и в обществе. Значит, зачем-то ты Богу нужен, как-то он тебя выделяет среди прочих. Тебе нужно только субботу соблюдать и мясное от молочного отделять.
- Типа они все талантом наделены, а потому и уверены в своей исключительности?
- Ты же сам говорил, что ни одного дворника-еврея никогда не видел, а если и видел еврея-алкоголика, то это непременно был интеллигентный алкоголик.
- Ох, Танька! Не любишь ты свой народ!
- Федя, а ты любишь тех ребят, что в нашем подъезде слова нехорошие пишут, в лифте писают и в парке скамейки ломают? Я, например, не могу себе представить еврейского мальчика, который после музыкальной школы относит скрипочку домой и идет вандалить.
- Конечно! Русские - сплошные вандалы!..
- А вот давай я тебе про своих школьных подруг расскажу. Танька Петрова и Танька Смирнова. Были мы три Таньки, через резиночку вместе прыгали. Петрова была из пролетарской семьи, а у Смирновой родители в симфоническом оркестре играли. Так вот, поручили нам стенгазету рисовать, а поскольку ни у меня, ни у Петровой условий не было, то пошли к Смирновой -- у нее была своя комната. Сидим, рисуем, приходит мать ее и зовет нас откушать, чем бог послал. Откушали, попрощались, выходим, и Петрова с ужасом в глазах у меня спрашивает:
- Что, у Смирновой мать еврейка?!
- Да у нее и отец, вообще-то, еврей.
- Никогда больше к ней не пойду!
- Было нам тогда, Федя, лет по двенадцать. Ты что же думаешь, что это ее собственное мнение, основанное на опыте и анализе социальных проблем?
- Зачем опыт? Это у русского человека в крови.
- Ничего у него нет в крови! А вот папа-пьяница и мама-курица сидят на кухне вечерком и обсуждают, почему они так плохо живут, и приходят к выводу, что из-за евреев, а дети с младенчества это слушают и потом считают это своими искренними убеждениями.
Существует масса интереснейших тем для размышления. И если человек непрерывно думает о национальном вопросе, проблемах феминизма, футболе и битлах, т.е. о чем трещат СМИ, то это свидетельствует о несамостоятельности его мышления, о ведомости и внушаемости. И Татьяна не раз намекала ему на то, что все это не его собственные мысли, а впитанные из эфира (или же, что еще хуже, в детстве от родителей), но согласиться с этим он, конечно, не мог по причине своей мужской гордости. И на другой вечер снова затевал:
- Если у них семья на первом месте, что же вы со своим Абрашкой так быстро развелись?
- Хорошему еврею нужно потомство, ему без этого свет не мил.
- Ну я же как-то смирился.
- Ты плохой еврей.
И Федор снова багровел и уходил утешаться физическим трудом на благо семьи.
<p>
***</p>
Шопинг -- он как русский бунт, бессмысленный и беспощадный. Вступать в контакты с людьми, а уж тем более с продавцами для Татьяны было крайне мучительно -- ей общения в школе хватало. Однако стремление к совершенству непреодолимо, да и потом, жизнь -- это вечное обновление. И неизбежно настал день, когда в новую, уже отделанную квартиру понадобился палас. Чтобы не особо ворсистый -- планировались домашние животные, пуха будет много. Такой простенький лысенький палас, привет из 80-х.
Обошла она все, что только можно было обойти, аж буксы горят, но выбор невелик: либо на рынке готовый палас, довольно лысенький, недорогой, но с рисунком, либо у старика Хоттабыча ковролин по мерке вырезать и оверлочить (и будет это стоить ого-го). А в новый дизайн ну никак нельзя с рисунком! Но и не хотелось снова на овсянку переходить.
Танька рванула на рынок "Суперстрой" теплым субботним утром, пока Федя кухню монтировал, а Таисья Андреевна перетаскивала помидорную рассаду из квартиры на дачу. В торговых павильонах было пустовато. Спрос меньше, чем предложение. Продавцы скучают, смотрят жалостно: купи что-нибудь! Но суровая преподавательница домоводства целенаправленно идет за ковролином -- и счастье! Там есть то, о чем она так долго мечтала! Продавец сидит в уголке и разговаривает по мобильному телефону. Таня к нему, а он встает и выходит на улицу -- поговорить. И так несколько раз. Ну не нужны ему покупатели!
Нескоро она получила ответ на свой вопрос. Не оверлочат. Может, это никому не нужно? Может, она со своим сумасшедшим мужем выдумала эту проблему, и количество таких умников столь ничтожно, что ради них не стоит покупать оверлок? Ведь это же хлопотно, дополнительные затраты -- нитки, пошивальщик. Но Танька вовремя вспомнила о другом рынке. Погода хорошая, муж занят, спешить некуда.
То, что происходило на этой точке, Татьяна в лицах рассказывала мужу за ужином. Павильончик такой же, с небольшой разницей -- не протолкнуться от покупателей. Продавцы -- пятеро азербайджанцев, братьев или кузенов. Шутки, смех, пыль от разрезаемых паласов, жужжание оверлока. Двое мерят и режут, один шьет, двое ворочают тот ковер, который обшивается. Быстро, сноровисто, людей ждать не заставляют. По углам никто не прячется, по мобильному никто не разговаривает, даже не курит никто. Подошла бродячая торговка: