Всплеск патриотизма, последовавший за присоединением Крыма, отмечается всеми опросами общественного мнения[6]. Возможно, люди восприняли это событие в качестве ясного сигнала о том, что Кремль прекратил подчиняться Западу и способен теперь выстоять перед его давлением.
Но в чем суть вновь возникшего патриотизма? Это ксенофобский великорусский национализм или национализм, направленный на консолидацию формирующейся нации? Это национализм поддержки национального лидера или множественные национализмы с различными значениями? Наше исследование демонстрирует связь, существующую между ростом патриотизма и развитием политизации, не сводящейся, однако, к «объединению вокруг лидера», как о том пишут Михаил Алексеев и Генри Хейл[7]. Образ объединения вокруг национального лидера возникает из результатов социологических опросов, свидетельствующих одновременно о высоком рейтинге главы государства и о высоком уровне патриотизма. Качественные методы, более чуткие к оттенкам того, что респонденты говорят и делают, демонстрируют множественность смыслов, вкладываемых людьми в свое чувство патриотизма, а также то, как по-разному воспринимают они государственный патриотический проект[8].
Наше исследование, в фокусе которого люди в конкретных ситуациях с конкретным жизненным опытом, опровергает однозначное отождествление патриотизма с поддержкой главы государства. Даже если, с одной стороны, патриотическое чувство широко распространено, а с другой – широко (хотя бы и абстрактно, «вообще») поддерживается патриотический проект руководства страны, это не свидетельствует о том, что патриотизм сводится к лояльности В. Путину. Существует намного больше различных вариантов восприятия смысла того, чтобы быть россиянином или русским и жить в России. Лишь очень редко люди в процессе интервью ассоциируют любовь к родине с неуклонной поддержкой главы государства или его политического курса.
Доказанное наличие различных версий патриотизма, отличающихся от предлагаемой в рамках кремлевского проекта, – один из основных результатов нашего исследования. Это отнюдь не означает, что большинство людей осуждают роль государства в укреплении национального единства. Критике подвергаются скорее определенные перегибы политики развития патриотизма, но мало кто ставит при этом под вопрос саму необходимость укрепления национального чувства. Интервью показывают явное стремление к общности и к соотнесению себя с чем-то общим, бóльшим, но тем не менее эмоционально близким. Можно предположить, что мы имеем дело с реакцией на два десятилетия, в течение которых преобладающими были процессы разрушения устоявшихся социальных связей и, соответственно, атомизации российского общества. Теперь люди нуждаются в том, чтобы не чувствовать себя одинокими и брошенными на произвол судьбы. Нуждаются в ощущении общности с другими. Жажду быть причастным к такой большой общности наглядно демонстрируют массовые движения, например «Бессмертный полк», и массовые переживания, например, за игру национальной сборной.
Иными словами, развитие патриотизма, в кремлевском ли варианте или в каком-либо ином, отвечает стремлению к солидарности, исходящему снизу. Так мы подходим к настоящему предмету этого исследования, которым является не национальная идентичность, не гордость за страну, а общенациональная солидарность. Такая трактовка патриотизма укладывается в традиционную социологическую теорию. Как пишет Рэндалл Коллинз[9], идеально-типически национализм может быть определен как сильно ощущаемые узы солидарности или по крайней мере жажда такого ощущения. Поэтому мы ставим себе цель понять через изучение российского патриотизма в том числе и то, формируются ли связи солидарности между людьми и преодолевается ли атомизация общества.
Для того чтобы понять, формируются ли солидарные связи, насколько люди ощущают общность с другими людьми и в чем суть этой общности, мы изучаем низовой патриотизм. Важно отметить, что предметом нашего анализа не является патриотический дискурс или государственный патриотический проект. Не является непосредственным предметом нашего интереса и активистский или крайний национализм, хотя мы и рассматриваем его во второй части книги. Центральное место в нашем исследовании занимает именно низовой патриотизм, показывающий, каким образом люди, не принадлежащие к элитам, воспринимают свою страну и других ее жителей. Необходимость именно такого подхода к изучению патриотизма отмечал уже Эрик Хобсбаум. По его словам, «национальные феномены имеют… двойственный характер: во многом они конституируются „сверху“, и все же их нельзя постигнуть вполне, если не подойти к ним „снизу“, с точки зрения убеждений, предрассудков, надежд, потребностей, чаяний и интересов простого человека, которые вовсе не обязательно являются национальными, а тем более националистическими по своей природе»[10]. Именно такую цель мы и ставим перед собой: проверить, насколько нация или другая общность присутствует в мироощущении людей. При этом мы исходим из того предположения, что контуры или содержание понятия нации не являются исключительно результатом усилий, прикладываемых властными или иными элитами, и смыслы, вкладываемые самими людьми в понятие нации, могут расходиться с теми смыслами, которые элиты пытаются навязать им сверху.
6
ФОМ: Патриотизм: динамика мнений [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://fom.ru/TSennosti/13261 (дата обращения 23 марта 2017); ВЦИОМ: Уровень патриотических чувств в обществе достиг максимума за последние 18 лет [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://wciom.ru/index.php?id=236&uid=9156 (дата обращения 9 июня 2018); Левада-Центр: Чем горды россияне [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://www.levada.ru/2017/12/26/chem-gordy-rossiyane/ (дата обращения 26 декабря 2017).
7
8
9