Выбрать главу

Вообще, в ходе исследования довольно быстро обнаружилось, что слово «русский» редко означает этническую принадлежность. Чаще всего респонденты использовали слова «русские» и «россияне» вперемешку, не разграничивая их. Термин «россияне», предложенный Ельциным для обозначения всех граждан Российской Федерации, не укоренился: большинство респондентов, желая обозначить совокупность жителей России, разделяющих общие культурные традиции, использует именно слово «русские». Более того, нередки случаи, когда респонденты другой национальности обозначают себя как «русских», имея при этом в виду принадлежность как к политической единице (Российская Федерация), так и к культурной общности.

Мы, таким образом, изучаем русско-российский патриотизм, то есть национализм/патриотизм, с которым может соотнестись каждый житель России, вне зависимости от национальности. Россияне – слишком абстрактная, формальная и политическая категория, не вызывающая у людей живой эмоции. «Россиянство» вряд ли может стать основой для возникновения патриотизма или привязанности к родине. «Русскость», будучи категорией более укорененной в повседневной жизни, напротив, имеет соответствующий потенциал. И потому объект нашего исследования, по-видимому, можно обозначить как русский российский патриотизм.

Главные вопросы

Материалы, полученные по итогам полевого исследования, позволяют дать ответ на целый ряд вопросов, имеющих как теоретическое, так и практическое значение.

Патриотизм как расширение социального воображения

Мы ставили своей целью понять, насколько патриотизм укоренен в повседневной жизни, то есть насколько человек живет не только своей ближайшей средой, не только в узком кругу «своих», – именно так социологи описывали атомизированное постсоветское общество[19]. Как мы уже говорили, слом привычной политической и социально-экономической системы эпохи распада СССР ознаменовался разрушением социальных связей и привычных жизненных координат. Люди стремительно уходили в частную и домашнюю сферу, полагаясь при этом только на себя и своих близких. Для большинства постсоветских людей пошатнулись самые базовые представления об окружающем мире, не говоря уже об обществе. Если патриотизм не является только словесной оболочкой, приукрашивающей действительность, а занимает то или иное место в повседневной жизни, это должно приводить в том числе к восстановлению социальных связей и к возникновению чувства общности с людьми, не только принадлежащими к группе «своих». Иными словами, рост такого патриотизма мог бы сопровождаться открытием границ воображения: когда человек не только постоянно смотрит вниз, чтобы не спотыкаться, но и поднимает взгляд от земли и видит горизонт. Расширение границ социального воображения происходит тогда, когда вместо «своих» возникает группа «мы», включающая в себя в том числе отдаленных друг от друга людей. Известна и теоретическая модель патриотизма, уделяющая воображению максимальное внимание. Это модель Бенедикта Андерсона, центральной концепцией которой являются так называемые «воображаемые сообщества»[20].

«Ура-патриотизм» или альтернативные варианты патриотизма

Вторая цель исследования заключалась в том, чтобы понять, насколько люди поддерживают ту версию патриотизма, которая транслируется правящей элитой через СМИ и различные институты социализации, в первую очередь через школу. Позиция, преобладающая сегодня как в академической литературе, так и в публицистике, состоит в том, что люди зомбированы, слепо следуют пропаганде. Если это соответствует действительности, то большинство должно приветствовать противостояние с Западом, считать Россию особой страной со своими собственными «традиционными» ценностями и особой миссией, состоящей в защите этих ценностей от остального мира. Как уже, наверное, понятно из вышесказанного, оказалось, что это предположение неверно.

Забегая вперед, отметим сразу, что наиболее распространенный тип патриотизма – это патриотизм, настроенный критически либо в отношении государственной пропаганды патриотизма, либо даже в отношении политического курса в целом. Наиболее распространена социальная критика, то есть критика неравенства между бедными и богатыми, а также критика приватизации, в результате которой национальное достояние оказалось в руках узкого круга собственников.

вернуться

19

Хлопин А. Гражданское общество или социум клик: российская дилемма // Полития. 1997. № 1. С. 7–27; Олейник А. «Малое» общество: теоретическая модель и эмпирические иллюстрации // Мир России. Социология. Этнология. 2004. Т. 13. № 1. С. 49–90.

вернуться

20

Андерсон Б. Воображаемые сообщества. М.: Канон-Пресс-Ц, Кучково поле, 2001. Здесь будет полезна и модель «воображаемого установления общества»: Castoriadis C. L’institution imaginaire de la société. Paris: Seuil, 1975.