Связь с ними была установлена по поручению комитета Зиной Белой через Г. Ф. Павлова (бывшего начальника штаба объединённых партизанских отрядов).
Разгром фашистов под Москвой в декабре 1941 г. был ознаменован листовками, которые печатались на машинке. Весть о разгроме немцев быстро распространялась по городу.
Кроме распространения листовок наша группа занималась разбрасыванием самодельных шипов и минированием шоссейной дороги, которая вела в с. Марьяновку. Минировали под руководством Николая Колесника. У него была группа из пятнадцатилетних ребят во главе с Николаем Сердюком. Она доставляла ему взрывчатку, воруя её со складов трофейного оружия у немцев на территории бывшего колхоза «Заря». Группа Николая Сердюка умудрялась днём отнести гранаты без запалов, толуол, патроны и многое другое в условное место неподалёку от конюшни. Оттуда «трофеи» перевозили или уносили конюх со своей сестрой поближе к лесу в Хащевое или даже в Решкут, где через реку Самару доставляли в нужное место» [1].
Это был так называемый «листовочный» этап в работе подпольной организации, который состоял в распространении информации о положении советской армии на фронтах. Что касается достоверности сведений, передаваемых Совинформбюро, то здесь можно поспорить. Как известно, первые годы Великой Отечественной войны Красная Армия терпела тяжелейшие поражения. Жёсткая цензура военного времени не могла ни под каким предлогом допустить публикаций о постоянных военных поражениях советской армии. «…войска отошли на заранее подготовленные рубежи» – вот за какой фразой скрывались все военные поражения Красной Армии. Конечно, главной целью Советского Информбюро было недопущение паники среди населения, но на практике эти сводки вызывали у большей части населения скептицизм и недоверие. По мнению украинского историка Анатолия Бонифатиевича Джусова старания подполья, если они и были, ожидаемой цели не достигали и что информация оккупантов о положении на фронтах в то время больше соответствовала действительности [2].
Из воспоминаний Александры Константиновны Головко о своих сыновьях:
«1. Отец Головко Павел Митрофанович – служащий.
2. Мать Головко Александра Константиновна, 1900 г.рождения.
3. Сын Головко Никита Павлович, 25 октября 1920 г.рождения.
4. Сын Головко Борис Павлович, 24 июля 1924 г. рождения.
Никита родился на Полтавщине, на родине моей мамы. Никита думал, что его родили в городе Новомосковске, так как с семьёй он переехал сюда совсем маленьким. Здесь он рос, здесь была его первая учительница. Мы с отцом провожали его в первый класс, в школу №2, сколько было радости, счастья. Митя (так его звали в семье, друзья в школе) учился хорошо, рос хорошим, любопытным сыном, уважал старших, помогал отстающим ученикам. Товарищи любили его за честность и справедливость. В нашей квартире всегда было много его сверстников. Вместе готовили уроки, играли в шахматы, в футбол, рассматривали почтовые марки, которые Никита собирал. Писал дневник, собирал марки, играл в домино, шахматы, футбол, зимой катался на лыжах и коньках, вообще, любил спорт, помогал в доме, убирал, любил цветы и ухаживал за ними.
В 1939 г. Никита окончил 1о класс и поступил в Одессе в институт просвещения Н.К.О. Брат Боря, в 1940 г., 16-летним комсомольцем-отличником, поступил в военное училище им. Ворошилова в Одессе.
22 июня 1941 г. на нашу Родину напала фашистская Германия. Митя был не военнообязанный, ему посоветовали в обкоме комсомола ехать домой в Новомосковск. «Митя, мы тебе поможем уехать»; выписали документ на Никиту, пару лошадей, фургон. Вместе с Никитой ехали в Днепропетровск две женщины и трое маленьких детей. По дороге фашисты бомбили невинных людей. Детей и стариков. Больше ехали ночью. Никита увидел великое горе войны. Еле добрались до Днепропетровска. Никита стоял у порога дома грязный, заросший. Я плакала, но обрадовалась – жив, вернулся домой. Он спросил:
– Что у нас в городе, мама?
– Все на колёсах.
– В горкоме есть кто?
Я сказала: есть. Хорошо запомнилось мне это утро, когда вернулся Митя, сынок дорогой. В Одессе очень плохо было с питанием и ему приходилось подрабатывать в порту, пропуская лекции, в аудиториях оставались сынки богатых и бездельников, а таким, как Митя, на стипендию трудно жить, в столовых почти ничего не было, а в очереди некогда стоять. Хоть и голодал, а лекции посещал. За деньги ничего не купишь, всё дорого, здоровье плохое. Приходилось посылки отправлять, я ему написала, чтобы ехал домой. Наконец, Боря прислал письмо из Павлограда (с Днепропетровском связь была прервана), это последнее, где Боря писал, что о Мите он ничего не знает, потому что он защищал Одессу, побывал на фронте, бил фашистов, видел близко смерть, остался жив, возмужал. Не знаю, живы ли, мои дорогие, папа, мама; Митя, наверное, остался в Одессе. Я не мог взять его с собой. Не вернусь, мои дорогие, пока не выгоним немецкое отребье с нашей родной земли. Ваш сын Боря. Живы будем, встретимся. В тот день, когда мы получили весточку от Бори, пришла Зина Белая, Женя Мирошник. Друзья читали письмо, после чего Зина сказала: