- Я здесь, шеф! Я иду! - раздался родной до боли голос транскона.
Радивый вскочил на ноги и бросился к мотоциклу. Упал на колени, обнял его, стал целовать поворотники, фару и даже пыльное переднее колесо.
- Ну, ну, будет... - пробормотал растроганный мотоцикл. - Забирайся в седло, шеф, пора сваливать. - А когда Радивый, опомнившись, оседлал железного друга, тот все же укорил его: - Только я не Постум, а Патрик! Когда же ты это запомнишь?
Мотоцикл лихо скатился по ступеням «дома гетер» и помчался с площади, на которую уже собирались люди в серой форме. Все они приезжали на велосипедах, и Радивый убедился, что в этом мире и вправду совсем плохо с нефтью. А ведь когда-то и его Земля прошла через подобное. «Его Земля...» - как сладко звучали эти слова! И как она далека была сейчас от него, любимая Родина!
Он ностальгировал бы и дальше, но вокруг засвистели пули. Одна из них звякнула о крыло мотоцикла. Еще одна, вжикнув, сбила с Радивого шляпу. Длинные, темные с проседью волосы заметались на ветру победным вымпелом.
- Гони, родненький! - пригнулся к баку Радивый. - Не дай пропасть надежде человечества!
Хотя где оно, то человечество? Как он теперь к нему вернется? М-Игла вышла из строя, а у него отсутствуют необходимые для починки инструменты. Но что там говорили Леха и Серый?.. Что в Саратове много ученых! А раз есть ученые, значит, могут быть и нужные инструменты с приборами. Следовательно, выход один: нужно ехать в Саратов. Но сначала...
- А куда ты, кстати, едешь? - спросил он у мотоцикла, когда опасность осталась далеко позади.
- Подальше отсюда, - ответил тот. - Как можно дальше.
- Погоди, - осадил его Радивый. - Поворачивай к дому, где я родился.
- Где ты чуть не умер! - воскликнул транскон. - Где тебя едва не убили, а меня обозвали вороной кобылой!..
- Поворачивай, я сказал! Заберем Олю отсюда. Пропадет она здесь...
- О, люди!.. - замигал поворотниками мотоцикл, но спорить, разумеется, не стал.
Оля словно почувствовала его приближение. Когда мотоцикл лихо, с разворотом, затормозил возле дома номер семь, она уже стояла у калитки. Вечерело, и закатное солнце выкрасило ее волосы в тревожный цвет меди. Ольга была прекрасна! О, как же он любил и желал ее!..
И случилось чудо. Едва Радивый встал с мотоцикла, Оля бросилась ему на шею:
- Игорь, миленький, ты вернулся! Я так ждала тебя! Веришь?
- Оля, но вы же знаете... - обескураженно, не зная куда деть руки, забормотал Радивый. - То есть, не знаете, я не успел вам сказать... Я не Игорь. И потом, разве вы не видели?.. Игорь... Я его немножко... того... Разве вы его не нашли?
Радивый стал оглядываться, словно и впрямь Ольга смогла не заметить парализованного мужа.
- Я нашла, - касаясь мягкими губами его шеи, горячо зашептала Оля. - Он все еще не пришел в себя. Скорее убей его, пока он не очнулся!
Радивый в ужасе отшатнулся от Ольги. Мотоцикл, невольно слышавший разговор, коротко крякнул.
- Оля... - замотал головой, рассыпая по плечам волосы, Радивый. - Что вы такое говорите? Я не могу убить человека!
- Но почему? - снова обняла его Ольга. - Ты имеешь на это право. Если он не сумел убить тебя, значит, ты должен убить его. Таков закон. Каждый сам за себя!
- Вы не понимаете, - попытался высвободиться из объятий Радивый. - Я просто не могу это сделать. Убить человека, да еще беззащитного... Это же... это... Это неправильно, нечестно, неблагородно, в конце-то концов! И ваши законы - они не мои. Я вовсе не клон вашего мужа. Я не размножался с ним... то есть, им... тьфу ты!.. В общем, я совсем другой человек, я из другого мира. Мы размножаемся совсем иначе, чем вы, и у нас совсем другие законы...
Оля накрыла его рот теплой ладошкой.
- Да мне все равно, откуда ты. Я сразу поняла, что ты другой. Только я испугалась сначала. И так, как мой муж, - в голосе ее послышалось брезгливое презрение, - размножаются у нас только мужчины. Женщины так не могут. Поэтому нас и осталось совсем мало. Мы хотим размножаться, как... дельфины. Мы только так и умеем. Но здесь это табу. Мужчины так не хотят. Они так не могут. Они ведь люди, а не какие-то животные!.. - Презрение в Олином голосе переросло на мгновение в ненависть, и тут же он снова стал нежным, просящим, звенящим мольбой: - А ты можешь. Я верю, что ты другой, совсем не такой, как они! Ведь ты уже хотел это сделать со мной... Ты и сейчас хочешь, я же чувствую!.. Так убей же его, мы никому не скажем правды, мы будем всем говорить, что ты мой муж Игорь, что ты просто убил недобитка. Ты останешься со мной, и мы будем размножаться, как дельфины...
- Но как же ты не поймешь!.. - Радивый не заметил, как перешел на «ты». Он все же сумел освободиться от Олиных рук и, сжав ее запястья ладонями, заглянул ей в глаза. - Как же ты не поймешь, что если я убью его, я ничем не стану от него отличаться? Я стану хуже животного, я не смогу быть даже, как... дельфин. Я перестану быть мужчиной и уж тем более - человеком. Как же ты не понимаешь, не видишь, что ваш мир совершенно пустой, никчемный, убогий! Каждый сам за себя - это не людской закон! Да и какие вы люди? Вы хуже дельфинов, которых так ненавидите. Они, по крайней мере, живут по естественным правилам.