Незрелость политического движения в Конго — результат исторического процесса. К руководству партиями пришли служащие средней руки. Почти все они длительное время вращались в бельгийской сфере обслуживания и без опекунства Бельгии не мыслили своего существования. Клерк компании или банка отрывался от родной почвы: он ушел из деревни или города, оставил семью, его воспитавшую, и в значительной степени утратил, растерял характерные черты своего народа. Образование у него жиденькое: он ничему серьезному не учился. Бельгийские курсы и школы, куда принимались конголезцы, готовили служащих, пригодных лишь для работы в колониальной стране.
В мае 1959 года Национальное движение Конго опубликовало свою первую программу. В ней говорилось о необходимости создания независимого демократического государства Конго, о проведении всеобщего голосования. Программное заявление партии осуждало расовый подход к разрешению национального вопроса. В экономической части программа предусматривала пересмотр статуса монополий и компаний, введение твердой заработной платы для конголезцев. Говорилось и о «разумном уважении» европейских вложений в конголезскую экономику. Национальное движение Конго разработало программу социального обеспечения трудящихся, о чем ни слова не говорилось в программах других партий. Был выдвинут лозунг об обязательном школьном обучении. Значительное место отводилось работе партии с молодежью, привлечению к движению женщин. Съезд партии, проходивший в Лулуабурге, осудил федералистские тенденции, проявляющиеся в тактике многих союзов и организаций. Национальное движение Конго наживало врагов внутри страны...
Король Каса, постоянно сидевший в Леопольдвиле, приглашал лидеров наиболее влиятельных политических партий в столицу, вырабатывая с ними общую программу действий. Партия африканской солидарности, имевшая солидные позиции в районах Кванго и Квилу, поддерживала федералистские тенденции АБАКО. Партия Жозефа Касавубу претендовала на исключительное положение и выставляла себя единственной, имеющей законное право вести переговоры с бельгийским правительством от имени всего Конго. Любое посягательство на это право встречалось в штыки. Появление новых партий в Баконго причиняло беспокойство деятелям АБАКО, но, оказавшись перед фактами, они стремились подчинить себе руководителей новых объединений. Сам Касавубу смотрел скептически на возможность создания единой конголезской партии, как и единого Конго: эти лозунги он относил к митинговым, которым никогда не суждено будет прочно осесть на конголезской земле. Он находил собеседников, разделяющих его точку зрения. Однажды в Леопольдвиль прилетел Моиз Чомбе. Они и до этого встречались, но на этот раз основательно поговорили и остались довольны беседой.
Касавубу обрадовался прибытию катангского гостя. Пожалуй, никто, кроме Моиза Чомбе, не имел таких связей с бельгийскими государственными деятелями. С ним вели беседы министры из Брюсселя, миллионеры катангских компаний, профессора, публикующие статьи и книги о будущем Конго. Политическую атмосферу в бельгийской столице он знал в деталях.
Чомбе преуспевал и как политик, и как предприниматель. Он умел ладить со всеми: с вождями, с бельгийскими капиталистами, с католическими священниками, со своими сторонниками и противниками. При случае разносил в пух и в прах бельгийцев, но в их компаниях состоял держателем акций. В городах Катанги и самом Элизабетвиле имел свои отели и магазины. Частную собственность он уважал, поскольку сам являлся собственником. Чомбе был прирожденным оратором — он в любой момент готов был произнести импровизированную речь. Он оперировал примерами, взятыми из практики всех стран современного мира. На митинге рабочих возьмет и скажет, что в Советской России нет безработицы, а в Катанге она есть. Он заявлял о том, что народное образование и медицинское обслуживание он организует с помощью советских специалистов, которых пригласит, как только Катанга станет независимой. Соединенные Штаты хвалил за дух предпринимательства, но резко критиковал за расистскую политику по отношению к "негритянским братьям".