Колониальные власти круто повернули избирательный курс: в атмосфере антагонизма нечего было и помышлять о выдвижении в члены парламента депутатов от европейского населения. Колония бельгийцев оказалась в состоянии изоляции.
Расизм африканцев сдерживался военно-политической машиной, системой наказаний, тюрьмой, и все же он давал о себе знать и выходил наружу. В Леопольдвиле на бронзовый бюст короля Леопольда навешивали веревку, окрашенную в черный цвет. На пальмах и баобабах вешали чучела европейцев. Предпринимались ночные налеты на загородный фешенебельный ресторан «Давиньер». Африканская прислуга отказывалась от работы в домах белых. Волна расизма захватила и цветных, мулатов, рожденных от браков европейцев с местными.
Собственно, настоящие браки были редки: в большинстве речь идет о временных связях. В Конго не существует бракоразводного института. Африканские браки базируются на традициях, на моральных обязанностях одной семьи, одного клана перед другими. Главную ответственность за воспитание детей несет женщина. Ребенок знает мать, и ее присутствие он ощущает всю свою жизнь. Во многих случаях отец — понятие номинальное. Многоженство стирает личность родителя. Кроме того, супруг может оставить одну семью и обзавестись второй, а то и третьей. Дети остаются с матерями, которые и выступают в роли настоящих глав семей. Отец не несет материальных обязанностей перед брошенным на произвол судьбы потомством.
Нетрудно открыть ночное кабаре «Белое и черное», пригласив туда танцовщиц из Европы и Африки. Но мир знаком с черно-белым обществом Соединенных Штатов Америки, где, конечно же, не все американцы расисты и не все негры проникнуты жгучей ненавистью к белым. Жизнь — не красочная этикетка, она глубже легковесных слов о дружбе. Раздоры бывают даже в одной семье, среди одного народа, между родственными племенами и народностями, между самими белыми и самими черными. И если избавить страну от всех европейцев, схлынет ли волна гнева, воцарится ли спокойствие? Вряд ли. Да и без европейских специалистов страна не сможет нормально существовать. Так думал Лумумба, но... продолжал критиковать бельгийцев. Один случай внес существенную поправку в его разоблачение колонизаторов.
Лумумба выступал в Стэнливиле, где его знали, уважали, где большинство жителей шло за ним и беспредельно верило ему. Полно знакомых по работе, по партии. В политическом отношении этот город всегда опережал официальный и более сдержанный Леопольдвиль- лозунг «Долой бельгийских колонизаторов!» прочно вошел здесь в обиход ораторов, и никто не боялся произнести его. Этим призывом закончил свою речь и Лумумба. Вдруг из взволнованной публики раздался женский голос:
— Не все бельгийцы плохие!
Наступило замешательство. Лумумба ответил:
— Я не утверждал этого. Вы меня неправильно поняли. Подойдите сюда, мы объяснимся. А, это ты, Донасия! Я так рад тебя видеть...
Эта молодая бельгийская женщина прибыла в Конго на работу по контракту с колониальной администрацией на родине она не могла найти себе занятия. Вышла замуж за конголезца Мондеке и нарожала ему кучу детишек. Лумумба заходил в их семью. Он спрыгнул с импровизированной трибуны, подошел к Донасии и пожал ей руку.
— Я конголезцев не эксплуатирую, Патрис, и тебе это хорошо известно.
— Ну, полно, Донасия, сердиться! Я критикую монополии, систему эксплуатации в целом, а не отдельных людей...
— Про монополии я бы сказала не менее резко, чем ты. Тут у нас нет расхождений. Но ты задел всех бельгийцев. А мы с мужем не можем сколотить денег на билет до Брюсселя. У меня там больная мама...
В Стэнливиле только и разговоров было об этом происшествии на митинге.
Конфликтов и тяжб между конголезцами и европейцами становилось все больше и больше. Кто-то уже, чувствуя недоброе, ликвидировал свои дела, упаковал грузы и отправлял их через Леопольдвиль и Матади в Антверпен: морем дешевле. Старые отношения в «бельгийско-конголезском сообществе» лопались еще до официального объявления независимости, а как сложатся новые — никто не мог предвидеть. Председатель социал-христианской партии Бельгии Лефевр обратился с открытым письмом к союзу синдикалистов Восточной провинции, в который входили европейские предприниматели и часть служащих. Вот текст этого обращения к соотечественникам в Конго, датированного 12 мая 1960 года: «Господа, ответственные бельгийцы в Конго, которые сеют панику или позволяют, чтобы ими овладела паника, являются или преступниками, или никчемными людьми. Они компрометируют труд Бельгии в Конго, подрывая бельгийский авторитет зрелищем морального падения. Многие территории в Африке и в Азии уже перешли от колониального режима к полной независимости без всякого кровопролития. Я не вижу причин, доказывающих, что в Конго будет иначе. К тому же все предосторожности были сделаны для поддержания порядка — и это при помощи европейцев, сумевших сохранить хладнокровие».