Отчаянный, захлебывающийся крик Фабиана наполнил собой паб. Гидеон знал, что это случится, и вцепился зубами в рукав собственной мантии. Его так трясло, что стало трудно держать палочку в руках. Он знал, что пытаются сделать Пожиратели и знал, что сейчас, стоит ему высунуть нос, четыре нацеленных на него палочки ударят разом. «Держись, Фаби, только держись…».
«Казался таким умным, а на деле — дурак дураком».
Сколько времени прошло? Неизвестно. Сначала он пытался мерить его приступами боли, но эта затея оказалась бесполезной. После очередного Круцио он что-то выплюнул и не сразу понял, что это кусок его собственного зуба не выдержал давления челюстей и откололся. Кровь перестала хлестать из носа и запеклась — на лице, на одежде, на полу. Несколько раз его вырвало, и теперь он лежал на деревянном полу в луже собственной блевотины, крови и разлитого пива. В те моменты, когда боль раскаленными ножами вонзалась в его тело, было невозможно ни думать, ни чувствовать, и он радовался коротким передышкам, каждая из которых могла стать последней. С привычной обстоятельностью он разбирал по косточкам свои чувства, и основным из них была обида на то, как по-дурацки все в итоге получилось. Он повернул голову и совсем рядом с собой увидел мертвого маггла. Синее лицо, выкаченные глаза, кровь медленно вытекает из ободранной шеи… еще одна фотография в еще одном деле. Еще одна единица в статистике смертности — как и он сам.
Долохов вещал что-то над его головой. Откуда-то издалека он слышал еще голос Гидеона, но не понимал слов.
Один из пятерки нагнулся над Фабианом и за волосы поднял его голову над землей. Было больно, но не настолько, чтобы что-то по этому поводу предпринимать. Кажется, он тоже что-то сказал, но Фабиан ничего не понял из-за шума в ушах. Тогда Пожиратель отпустил его волосы, поднялся и с силой пнул его в живот. Откуда-то изнутри обжигающим огнем прошлась волна боли и выкатилась через горло. Фабиан попытался глотнуть воздуха, но закашлялся и выплюнул на пол сгусток крови.
Пожиратель снова поднял палочку, и Фабиан понял, что сейчас произойдет. Ему стало нестерпимо тоскливо от мысли о том, что он умирает вот так — в грязи, что последним видением в этой жизни для него станут озлобленные глаза в прорезях белой маски. Он успел еще подумать о Молли и о том, что, пожалуй, теперь она будет в большей безопасности.
Фабиан перекатился на спину и закрыл глаза.
Был ли это аврорский рефлекс, или, напротив, глупое тело, наполненное гневом, вело своего хозяина к погибели, - уже не имело значения. Ничто уже не имело значения. Разве что Гиидеон немного боялся, что у него не получится впервые сделать то, что нужно.
Два заклинания прозвучали одновременно. Два зеленых луча прочертили собой две стороны неравнобедренного треугольника. Два человека упали на деревянный пол.
Антонин Долохов оглядел поле битвы. Все это не было спланированной операцией, он всего лишь решил вывести молодежь «проветриться» - потренироваться перед настоящими боевыми действиями. Они шли наудачу, и удача была благосклонна к ним. Да, пришлось пожертвовать Гилроем, и Мейхью до сих пор ползает по полу, собирая осколки своего черепа, но выигрыш намного, намного превосходил затраты. Милорд будет доволен.
Долохов вышел в центр зала — туда, где рядом лежали мертвые тела попавшегося под руку маггла и невезучего Гилроя. Фабиан Прюэтт слабо шевелился на полу. Приглядевшись, Антонин увидел, что тот пытается дотянуться до палочки, все еще зажатой в руке павшего Пожирателя. Долохов рассмеялся и носком тяжелого ботинка отшвырнул палочку в сторону.
- Неужели ты все еще на что-то надеешься? - Долохов поднял маску и наклонился. - Твой брат мертв. Ты даже не представляешь, как просто управлять людьми, если знаешь их слабое место.
Глаза, смотревшие на него с окровавленного лица, не выражали абсолютно ничего. Рукой в черной перчатке Долохов схватил Прюэтта за подбородок и повернул на свет. Тот застонал от боли, хотя этот стон был уже больше похож на звериное мычание. Переломанные нос и челюсть, слезы и сопли, смешавшиеся с коркой засохшей крови… Тут Прюэтт закашлялся, и вырвавшийся из его рта красный фонтанчик забрызгал перчатку Пожирателя.
- Вот теперь вы оба красавцы как на подбор, - Долохов брезгливо поднялся и наступил жертве на руку. Каблук с жесткой набойкой вонзился в мягкую податливую плоть. Прюэтт снова замычал и судорожно задергался, пытаясь освободить руку и размазывая по полу некогда выпитое им самим пиво. Антонин усмехнулся и усилил нажим. Кости пальцев очень хрупкие и ломаются с очень громким хрустом, пропарывая тонкую кожу… Мычание перешло в рев, Прюэтт забился на полу.
Несколько хлопков послышалось снаружи: прибыл патруль. Значит младший из братьев не соврал, он действительно успел вызвать коллег, только вот прибыли они, как всегда, секундой позже, чем нужно было.
- Авроры, - подал голос Стоверти.
- Без тебя слышу, - раздраженно ответил Долохов, надевая маску. - Вон отсюда. Я попрощаюсь с нашим другом.
Эпилог
Молодая женщина сидит на полу, глядя в пустоту.
Впервые за весь день Артур позволил себе оставить ее одну в комнате, до этого он не отходил ни на шаг, хотя, к счастью, ничего и не говорил. Только иногда обнимал за плечи и целовал в макушку. Молли была благодарна ему — по крайней мере, та часть ее, которая пряталась где-то глубоко внутри, живая. Если ее не трогать, рано или поздно она обязательно вернется.
Но пока что вместо нее осталась холодная оболочка. Эта оболочка даже смогла прийти в морг и подтвердить, что два находящихся там тела принадлежат ее братьям — Фабиану и Гидеону Прюэттам. Целители умыли обоих и зашили раны Фабиана, и в чистоте, спокойствии и белизне лиц было нечто нереальное. Молли боялась закрывать глаза, чтобы не увидеть их снова.
Эта же оболочка забрала те немногие вещи, что остались от ее братьев. Портсигар Гидеона, колдографию, на которой был изображен Орден Феникса в полном составе, и золотые часы. Они были такими же чистыми и ухоженными, как и раньше, когда Фабиан носил их (возможно, в морге их отмыли от крови, прежде чем передать ей), только на задней стенке появилась вмятина…
Детский вопль вывел Молли из транса. Фред и Джордж, самозабвенно топавшие по гостиной на неокрепших ножках, что-то не поделили между собой. Молли поднялась и отобрала у них большую бордовую тряпку.
Когда Артур вернулся в гостиную, Молли сидела на диване, сжимая в руках свитер с буквой Ф. Муж осторожно поставил поднос с чаем на столик и подсел к ней.
- Я вдруг подумала, что Фред мог бы носить этот свитер, - сказала Молли. - А потом поняла, что нет. Когда они вырастут, я свяжу им другие, правда?
- Конечно правда, - Артур попытался взять свитер из ее рук, но Молли вцепилась в него мертвой хваткой. Когда Артур убрал руки, она уткнулась в шерсть носом и наконец-то разрыдалась, пытаясь при этом что-то сказать.
- Я поняла, - разобрал он наконец пять минут спустя. - Я теперь знаю, что страшнее бензопил…
Муж молча продолжал гладить ее по голове. Он тоже знал, что где-то там, глубоко внутри, замороженная горем, настоящая Молли ищет путь назад.
И знал, что она обязательно вернется.