Сердце мое забилось чаще, и, чтобы успокоиться, я положил ладонь на приклад обреза. Ситуация переменилась! Убийц Николая я прикончил – не буду уж вспоминать, чего мне стоили их поиски! – но выходило теперь, что эти два первичных были только исполнителями. За ними стоял заказчик, некая древняя, злобная и информированная тварь, добраться до которой я был совсем не против. Пожалуй, стоит развернуть знамена и отправиться в поход! Не ради-для Великой Тайны и не за двести тысяч евро, а чтобы разыскать того ублюдка и сделать его короче на голову. Ну а перед этой процедурой можно и порасспрашивать…
Пульс мой снова был в норме, сорок ударов в минуту. Прикосновение к «шеффилду» действует на меня успокоительно. Рефлекс! Рука на оружии не дрожит и дыхание ровное.
Я выпустил приклад из пальцев и сказал:
– Положим, я согласен. Тогда придется решать одну нелегкую проблему.
– Какую?
– Насчет отродья из древних и высших, как вы его назвали. Их всего-то в городе пяток, а в мире не больше двадцати. Гады хитрые, прячутся искусно, и даже наша разыскная служба их отыскать не может. Так что наводка нужна. Иначе я поседею, пока кого-нибудь из них найду.
Архимандрит, похоже, колебался, решал, сказать мне что-то или не сказать. Решил не говорить и пробурчал:
– Найдешь, по милости Господа! Вот слышал я, что соберутся они в ночь на послезавтра на шабаш в Башне. Ты ведь, наверное, знаешь, что шабаш у них в июне, в двенадцатый день? Все главные там будут.
– Знаю, – подтвердил я. – Знаю, да только как мне в Башню ихнюю попасть? Я бы бригаду собрал, налет устроил, но это не годится – под Башней тайные ходы, и главная сволочь улизнет. Пробраться нужно незамеченным. А как?
– Как, как!.. – передразнил старец, все еще пребывая в колебаниях. – Ладно, дам я тебе человечка в помощь, раба божьего Пафнутия… Вырию не дал, а тебе дам! Но смотри! – Он погрозил мне костлявым пальцем. – Смотри, Забойщик, чтобы с брата Пафнутия волос не упал! Праведник он и на великий подвиг решился!
– Это какой же?
– Увидишь, поймешь, – буркнул отец Кирилл, копаясь под полою рясы. Вытащил комп-наладонник, ткнул ногтем в клавишу и прищурился, глядя в экран. – Дай-ка свой телефончик на всякий случай… – Я продиктовал свой мейл и номер мобильного, и старец, записав их, молвил: – Лучше встретиться вам в людном месте и как бы невзначай. Завтра в полдень митинговать будут на Пушкинской, вот туда и приходи. Брат Пафнутий тебя найдет. Личность твоя ему ведома.
– По рукам, святой отец, – сказал я, но батюшка Кирилл не собирался бить ладонью о ладонь. Вместо этого он сунул мне к носу крест в кулаке, однако зря – ни крестов, ни рук я не целую. Есть у меня такое мнение: коль все же существует Бог, то не нужны ему посредники, попы и муллы, патеры и ламы, монахи и монашки, ибо сам он может проторить дорогу в сердце человеческое. А тот, кто желает его подменить своей персоной и сует для целования крест да пальцы, а то и башмак, – самонадеянный богохульник. Будет ли таким прощение в Судный день?..
– Иди, – пробормотал архимандрит, вздыхая и пряча крест. – Иди, ловец божий! Да пребудет с тобой Господь наш Иисус Христос!
Я сухо кивнул и вышел из ризницы. За дверью наткнулся на отца Варфоломея – то ли на страже он стоял, то ли подслушивал, развесив свои лопухи.
– Святая водица, сын мой, – молвил поп, протягивая флягу.
– Благодарствую, – ответил я. – Дьяк у себя?
– Спит, – сказал отец Варфоломей с явным осуждением. – Вчера потешил беса своей пагубной страстью.
– Если спит, разбужу. До скорого, батюшка.
– Благослови тебя Бог и святые угодники.
Мы распрощались, и я, добравшись до колокольни, сунулся в каморку под лестницей. Дьяк Степан уже не спал, а сидел, лохматый и расхристанный, на низком деревянном топчане. Рожа у него опухла, нос побагровел, глазки едва открывались и несло от него перегаром, но все же был он милей архимандрита и попа. Я ощущал в нем ту же трепетную душу, что у Влада, и пил он по той же причине – чтобы, значит, не смотреть на жизнь трезвым глазом и не озлобиться вконец.
– Петруха, ты? – проворчал дьяк сочным басом, разгоняя волосатой лапищей винные пары. – Рад, рад! Заходь, гостем будешь. А сосудину с водицей давай-ка сюда.
Я опустился на колченогий табурет. Приняв от меня флягу, Степан протяжно зевнул, потом сосредоточился, закрыл глаза и, поводя над сосудом ладонью, начал беззвучно шептать.
Что за таинственный процесс свершался в это краткое мгновение с обычной жидкостью, набранной из крана?.. Загадка, пока недоступный науке секрет! Любой нормальный человек пил Степанову водицу без вреда и без особой пользы, мог умываться ею или полоскать горло, мог пустить на суп или компот – словом, во всех отношениях то была обычная вода. Для меня и любого хомо сапиенс, но не для вампиров! Вода их не убивала, но обжигала, точно серная или плавиковая кислота; они извивались от боли, вопили и на несколько секунд теряли координацию. Так что святая водица была неплохим подспорьем в моем ремесле.
Дьяк закончил ворожить и вернул мне флягу. Я, в свою очередь, пошарил за пазухой, вытащил чекушку и протянул ему. Степан уставился на нее в недоумении, облизнул губы, потом басовито прогудел:
– Обижаешь, братец!
– Шутка, – сказал я, извлекая из карманов две поллитры.
– Во, это другой разговор! Благодарствую, вьюноша. Пригубишь?
Предложение являлось знаком вежливости – Степан знал, что я не пью. Я помотал головой, глядя, как дьяк раскупоривает бутылку. Опорожнив ее в два приема, он вытащил откуда-то соленый огурец, закусил, пробормотал: «Грехи наши тяжкие!..» и осведомился, который час. Было уже четверть двенадцатого.
Вид у Степана стал поживее – то ли спиртное его взбодрило, то ли чародейские манипуляции с водой. Я сунул флягу в карман и сказал:
– Ловко у тебя получается с водицей. Ты ведь, наверное, и лечить можешь? Наложением рук или как еще?
– А то! – отозвался дьяк. – Не хуже любого из энтих… как их… инрасенсов.
– А что ж не лечишь, раз такой умелец? Хоть за малые деньги, хоть даром?
– Соблазна бегу, Петруха. Начнешь даром или за малые деньги, а там и за большими потянешься. Не спит враг рода человеческого, раздувает жадность! А Господь того не прощает. – Он провел широкими ладонями по лицу, помассировал щеки и молвил: – Доводилось про Машера слыхать?
– Да.
Машеров был на Москве известным целителем, да и не только в столице – легенды о нем гуляли по всей России и странам СНГ.
– Имелся ведь у человека божий дар! От всего целил, от зубов и запоев, от невров и суставов… Из пидоров делал нормальных людей, а с язвой какой справиться, так это мелочь была для него, как два пальца обмочить. Много по первости не брал – так, на пропитание… А опосля что?.. В прохвессоры вышел по всем новомодным академиям, гран-доктором заделался, лечебню открыл, дипломами стены обвешал, завел газетку, принялся бананы заговаривать и ими рак целить… Теперича деньги лопатой гребет! А дара-то уже и нет! Залы полные сбирает, книжицы пишет, а толку что? Профукал свой дар! Бог дал, бог и взял… Так-то, Петруха!
Я согласно кивнул, а Степан потянулся к чекушке, и закупорка вдруг вылетела вон. Сама собой, он ее пальцем не трогал, он за стекло держался! Воистину умелец!
Отпив маленький глоток, дьяк поставил чекушку на пол и сказал:
– Ты про этого Машера помни, братец. Помни, ибо у тебя тоже божий дар, особая сила, чтоб нечисть устаканивать. Тебе это не зря дано, а потому не лиходействуй, не бери помногу с сирого, слабого и убогого. Защищай, а за деньгой не гонись!
С этим напутствием я и покинул его каморку. На улице, достав мобильник, набрал номер Влада. Он из дома еще не вылез – похоже, отсыпался после вчерашнего и только-только продрал глаза. Голос, во всяком случае, был хриплый.
– Это кто?
– Это я, партнер. Мы снова в деле.
– Приятная новость, сэр. Что для меня?