Вокруг пещеры Патрула Ринпоче лежит нетронутый снег. Место покинуто, сюда давно никто не заходил.
Внутри пещеры. Патрул погружен в глубокую медитацию. Сначала мы думаем, что он умер. Затем губы начинают шевелиться:
- Ом Мани Пеме Хум, Ом Мани Пеме Хум, Ом Мани Пеме Хум Шри…
Вновь наступает тишина и оцепенение. Живых существ нет. Снаружи завывает только ветер.
Белоснежные пейзажи тибетской зимы. Горы, долины. Озеро, на котором Ринпоче делал подношения.
По льду озера (может, по берегу) скачет всадник, ему около тридцати. Лошадь и наездник - единственные живые существа зимнего пейзажа.
Оставив озеро за спиной, всадник скачет дальше. Он спешивается в месте, где лошадь пройти не может, привязывает транспорт к дереву, берет в руки карту и ориентируется на местности. Сообразив, куда надо идти, он закидывает сумку на плечо и начинает подъем в гору.
Пещера. Патрул Ринпоче погружен в глубокую медитацию и по-прежнему не считается «живым существом».
Человек продолжает подниматься в гору, иногда заглядывая в карту.
Наконец, он видит издали пещеру Ринпоче и сбавляет шаг. Приблизившись к пещере, человек простирается перед входом.
Когда из пещеры появляется Ринпоче, он заканчивает простирания.
- Мое почтение, Ринпоче, - кланяется путник.
- Здравствуйте, - кивает Патрул.
В пещере. Человек рассказывает Ринпоче свою историю:
- До сих пор не могу поверить, что ее больше нет. Кажется, уехал из дома, а она осталась; кажется, вот, вернусь, она меня встретит… Ей всего двадцать, всего двадцать лет, Ринпоче! – молодой человек убито заглядывает в глаза Патрула. – Как такое могло произойти?
- Да, вам тяжело... Но это сансара. Трагедия не в том, что кто-то умирает в двадцать лет. Трагедия в том, что в сансаре мы боимся смерти и считаем жизнь великим счастьем. Вся наша жизнь – это побег от призрака смерти к призраку счастья. Но давайте хотя бы на пару минут забудем о том, как тяжело вам, и подумаем о вашей жене. Это лучшее, что мы можем для нее сделать. Ее тело мертво, но ее ум в бардо, ум не может умереть. Ум боится смерти и стремится вновь обрести тело. Ум желает вернуться к тому, что он привык называть «жизнью» и «счастьем». Поскольку это ему какое-то время не удается, ум очень страдает. Так происходит в бардо, переходном состоянии. Вы богатый человек, ваша жена привыкла к роскоши и лени, поэтому бардо может показаться ей не очень-то комфортным местом. Но тут уж не до выбора.
- Ринпоче, скажите… Наверно, страшная должна быть карма, чтобы погибнуть в двадцать лет?
- Не волнуйтесь, - Патрул мягко улыбается. – Карма может быть прекрасная. Многие святые перерождались и умирали очень рано. Да и мы с вами давно бы лежали в ящиках, если б не страшное стечение обстоятельств.
- Уж лучше бы мне лежать в ящике…
- Это ничего бы не изменило. Смерть не делает нас ни лучше, ни хуже.
- Я постоянно думаю, почему именно она? – Гость хватается руками за голову. - Почему именно с ней…
- Каждый проходит свой путь. Путь ее жизни окончен. Вот почему. Это ее путь, а не ваш. Вы своими мыслями можете либо помочь, либо навредить ее следующему воплощению. Если будете слишком убиваться, то скорее навредите.
- Нет, я хочу помочь!
- Это хорошо. Это прекрасно. – Патрул делает паузу. – Только не требуйте от себя многого. Пока мы не достигли просветления, наша помощь так незначительна… Мы никому не прибавим ни роста, ни количества прожитых дней. Что уж говорить о большем?
Опустив голову, путник благодарно прижимает руки к груди:
- Ринпоче, я понимаю, моя помощь – ничто. Но ваша помощь… Она… она безмерна! Еще несколько минут назад я горел в аду. Горел с тех пор, как ее не стало…
- Вы взяли на себя ее боль. У вас хорошее сердце. Сердце, в котором обитает сострадание.
- Но побывав возле вас всего несколько минут, даже просто увидев вас, там, у входа, Ринпоче, я вдруг понял, что ада нет. А если есть, то я туда не вернусь. – Выдержав паузу, гость лезет в сумку и извлекает драгоценные камешки, сверкающие подобно солнцу в убогой пещере. - Ринпоче, ваша помощь безмерна. Я осмелюсь поднести Будде, Дхарме и Сангхе это недостойное подношение.