Сандоваль замолчал. Эверард вслушивался в зловещий скрип ветвей и долго смотрел в ночную тьму. Наконец он заговорил:
– Это могло бы произойти. Значит, нам необходимо остаться в этом веке, пока критическая точка не будет пройдена. Иначе нашего собственного мира не станет. Будто его никогда и не было.
– В любом случае этот наш мир не так уж и хорош, – как во сне отозвался Сандоваль.
– Подумай о твоих… ну, о родителях. Они бы никогда не появились на свет.
– Они жили в дырявой развалюхе. Однажды я увидел своего отца плачущим – он не мог купить нам обувь на зиму. Мать умерла от туберкулеза.
Эверард сидел неподвижно. Сандоваль первым стряхнул с себя оцепенение и с деланым смехом вскочил на ноги.
– Что я тут наболтал? Это же обычный треп, Мэнс. Давай ложиться. Я первый покараулю, ладно?
Эверард согласился, но еще долго не мог уснуть.
5
Роллер перенес их на два дня вперед и теперь парил на большой высоте в ледяном разреженном воздухе, невидимый с земли невооруженным глазом. Эверард, ежась от холода, настраивал электронный телескоп. Даже при максимальном увеличении караван представлял собой группу пятнышек, еле-еле ползущих по бескрайнему зеленому пространству. Но во всем Западном полушарии больше никто не мог ехать на лошадях.
Эверард обернулся к своему спутнику:
– Ну и что теперь делать?
Широкое лицо Сандоваля осталось непроницаемым.
– Значит, твоя стрельба не сработала…
– Это уж точно! Клянусь, они движутся раза в два быстрее, чем прежде! Но почему?
– Чтобы правильно ответить, Мэнс, мне нужно познакомиться с этими людьми поближе и лучше узнать их. Но дело, видимо, в том, что мы бросили вызов их мужеству. Ведь единственные непреложные добродетели военизированной культуры – это выдержка и отвага. Поэтому у них не было другого выбора – только вперед… Если бы они отступили перед угрозой, то просто не смогли бы жить после этого в ладу с собой.
– Но монголы же не идиоты! Они никогда не идут напролом, едва завидев неприятеля, а добиваются победы за счет превосходства в военном искусстве. Тохтаю следовало бы отступить, доложить императору обо всем увиденном и организовать экспедицию побольше.
– С этим могут справиться и люди с кораблей, – напомнил Сандоваль. – Теперь-то, поразмыслив, я вижу, насколько мы недооценили Тохтая. Он наверняка приказал, чтобы корабли отправлялись домой без него, если экспедиция не вернется к определенному сроку – скорее всего, в течение года. А встретив в пути что-нибудь интересное вроде нас, он может послать в базовый лагерь индейца с письмом.
Эверард кивнул. Ему пришло в голову, что в этом деле его слишком торопили: у него даже не было времени, чтобы как следует спланировать операцию. Вот и наломали дров. Но сыграло ли какую-то роль в этой неудаче бессознательное сопротивление Джона Сандоваля? Немного поразмыслив, он сказал:
– Они вполне могли заподозрить нас во вранье. Монголы всегда знали толк в психологической войне.
– Может быть. Но что нам делать дальше?
«Спикировать на них сверху, выпустить несколько зарядов из установленной на роллере энергетической пушки сорок первого века, вот и все… Боже упаси, меня могут сослать на отдаленную планету раньше, чем я сделаю что-либо подобное. Существуют ведь какие-то границы дозволенного…»
– Устроим более впечатляющее представление, – заявил Эверард.
– А если и оно сорвется?
– Не каркай! Надо сначала попробовать.
– Мне просто любопытно. – Слова Сандоваля тонули в шуме ветра. – Почему бы вместо этого просто не отменить саму экспедицию? Прыгнуть в прошлое года на два назад и убедить Хубилая, что на восток никого посылать не стоит. Тогда всего этого никогда бы не случилось.
– Ты же знаешь, устав Патруля запрещает нам производить изменения в истории.
– А как называется то, что мы сейчас делаем?
– Выполнением специального приказа высшего командования. Может, это понадобилось для исправления вмешательства, происшедшего где-то и когда-то еще. Откуда мне знать? Я ведь только ступенька в лестнице эволюции. За миллион лет они ушли от нас так далеко, что их возможности мы просто не и силах вообразить!..