– О! Какая честь! Вы… вы первый агент-оперативник, которого я встречаю. Все остальные, кто вел расследование, были лишь техническими специалистами.
Эверард поморщился.
– Не стоит слишком уж этим восторгаться. Боюсь, ничего достойного я пока не совершил.
Он рассказал им о своем путешествии и о непредвиденных сложностях в самом его конце. Яэль предложила Эверарду болеутоляющее, однако он заверил ее, что чувствует себя уже вполне прилично, вслед за чем ее супруг поставил на стол нечто более привлекательное – бутылку шотландского виски, и вскоре атмосфера стала совсем непринужденной.
Кресла, в которых они сидели, оказались очень удобными, почти как кресла в далеком будущем, что для сей эпохи было роскошью. Но с другой стороны, Закарбаал, по-видимому, не бедствовал и мог позволить себе любой привозной товар. Что же до всего остального, то, по стандартам завтрашнего дня, жилище выглядело аскетично, а фрески, драпировки, светильники и мебель свидетельствовали о хорошем вкусе хозяев. Единственное окно, выходившее в обнесенный стенами садик, было задернуто занавеской для защиты от дневной жары, и потому в полутемной комнате держалась приятная прохлада.
– Почему бы нам не расслабиться на минутку и не познакомиться как следует, перед тем как обсуждать служебные дела? – предложил Эверард.
Зорак нахмурился.
– А вы способны расслабляться сразу после того, как вас чуть не убили?
Его жена улыбнулась.
– По-моему, это как раз то, что ему сейчас нужно, дорогой, – проворковала она. – Нам тоже. Опасность немного подождет. Она ведь уже ждала.
Из кошелька на поясе Эверард вытащил несколько анахронизмов, что он позволил себе взять в эту эпоху: трубку, табак, зажигалку. До сих пор он пользовался ими лишь в уединении. Напряжение немного оставило Зорака: он хмыкнул и достал из запертого сундука, в котором хранились всевозможные излишества такого рода, сигареты.
– Вы американец, не правда ли, агент Эверард? – спросил он по-английски с бруклинским акцентом.
– Да. Завербовался в тысяча девятьсот пятьдесят четвертом. – Сколько его биологических лет минуло с тех пор, как он ответил на рекламное объявление, прошел несколько тестов и узнал об организации, которая охраняет движение сквозь эпохи? Он уже давно не подсчитывал. Да это и не имело большого значения, поскольку все патрульные регулярно принимали процедуры, предотвращающие старение. – Мне показалось… э-э… что вы оба израильтяне…
– Так и есть, – подтвердил Зорак. – Собственно говоря, это Яэль – сабра[25]. А я переехал в Израиль только после того, как поработал там какое-то время археологом и встретил ее. Это было в тысяча девятьсот семьдесят первом. А в Патруль мы завербовались четырьмя годами позднее.
– Как это случилось, позвольте спросить?
– Нас пригласили, проверили и наконец сказали правду. Разумеется, мы ухватились за это предложение. Бывает, конечно, и трудно, и тяжело на душе – особенно тяжело, когда мы приезжаем домой на побывку и даже нашим старым друзьям и коллегам не можем рассказать, чем занимаемся, но все-таки этой работе цены нет. – Зорак поморщился. Его слова превратились в почти неразличимое бормотанье. – А кроме того, этот пост для нас особый. Мы не только обслуживаем базу и ведем для ее маскировки торговые дела – время от времени мы ухитряемся помогать местным жителям. Во всяком случае, насколько это возможно, чтобы ни у кого не вызвать подозрений. Хоть какая-то компенсация, пусть совсем небольшая, за то… за то, что наши соотечественники сделают здесь спустя много веков.
Эверард кивнул. Схема была ему знакома. Большинство полевых агентов вроде Хаима и Яэль были специалистами в определенных областях, и вся их служба проходила в одном-единственном регионе и одной-единственной эпохе. Что в общем-то неизбежно, поскольку для выполнения стоящих перед Патрулем задач им приходилось изучать «свой» период истории весьма тщательно. Как было бы удобно иметь персонал из местных! Однако до восемнадцатого столетия нашей эры (а в большинстве стран – до еще более позднего срока) такие люди встречались крайне редко. Мог ли человек, который не вырос в обществе с развитым научным и промышленным потенциалом, воспринять хотя бы идею автоматических машин, не говоря уже об аппаратах, способных в один миг перенестись с места на место и из одного года в другой? Отдельные гении, конечно, могли; но большая часть распознаваемых гениев завоевали для себя надлежащее место в истории, и трудно было решиться рассказать им о ситуации из страха перед возможными переменами…