Уговаривать Рэндалла было не надо, отжав сцепление, он резко бросил машину вперед.
Их дом стоит не прямо на берегу, но поблизости.
Залив хорошо виден с вершины ближайшего холма. В поселке, куда они ходят за покупками, живут всего восемь сотен человек, но им этого вполне хватает. Да и вообще они не особенно любят общество — кроме, конечно, общества друг друга. Вот этого у них предостаточно. Когда он идет работать в огород или в поле, она идет следом, прихватив с собой какую? нибудь мелкую женскую работу. В город они тоже ездят вместе, рука в руку, всегда без всяких исключений. Он отпустил бороду, и не потому, что ему очень уж это нравится, а по необходимости — во всем их доме нет ни одного зеркала. Есть у них одна странность, которая обратила бы на себя внимание в любой общине, знай о ней окружающие, но такова уж природа этой странности, что никто и никогда о ней не узнает.
Вечером, отходя ко сну, он обязательно пристегивает наручниками свою руку к ее руке и только потом выключает свет.
Робеот Хайнлайн
Все вы зомби
22.17 Временная зона V (ВСТ) 7 ноября 1979, Нью–Йорк, бар «У Папули»: Я надраивал коньячную рюмку, когда вошел Мать–одиночка. Я отметил время — 10 часов 17 минут пополудни пятой зоны (или по восточному времени), 7 ноября 1970 года. Темпоральные агенты всегда отмечают время и дату. Обязаны.
Мать–одиночка был парнем двадцати пяти лет, не выше меня, с лицом подростка и раздражительным характером. Мне его вид не понравился — и никогда не нравился — но именно его я прибыл завербовать, Этот парень был моим, и я встретил его своей лучшей барменской улыбкой.
Наверное, я излишне привередлив. Не такой уж он и зануда, а прозвище свое заработал из? за того, что если какой? нибудь любопытный тип интересовался, чем он занимается, он всегда отвечал; «Я мать–одиночка», И если был зол на весь мир меньше обычного, иногда добавлял: «…за четыре цента слово. Я пишу исповеди для журналов».
Если настроение у него оказывалось паршивое, он пытался кого? нибудь спровоцировать на оскорбление, Дрался он жестоко, насмерть, как женщина–полицейский — одна из причин, по которой он мне стал нужен. Но не единственная.
Он уже успел нагрузиться, и по его лицу было ясно, что люди сегодня отвратительны для него больше обычного. Я молча налил ему двойную дозу «Старого нижнего белья» и оставил бутылку на стойке. Он выпил и налил себе еще.
Я протер стойку.
— Как жизнь у Матери–одиночки?
Его пальцы стиснули стакан. Мне показалось, что сейчас он швырнет его в меня, и я нашарил под стойкой дубинку. Занимаясь манипуляциями во времени, стараешься предвидеть любую неожиданность, но тут замешано столько разных случайностей, что никогда нельзя идти на неоправданный риск.
Я увидел, что он расслабился на ту самую малость, которую нас учили подмечать в тренировочной школе Бюро.
— Извини, — сказали. — Просто хотел спросить, как идут дела. Считай, что спросил какая сегодня погода.
— Дела нормальные, — кисло отозвался он. — Я кропаю, они печатают, я ем.
Я плеснул себе и склонился к нему.
— Знаешь, — сказали, — а у тебя здорово получается — я кое? что из твоей писанины прочел. Ты изумительно хорошо понимаешь женский взгляд на мир.
Тут я допустил прокол, но пришлось рискнуть — он никогда не называл своих псевдонимов. Но он успел достаточно накачаться, и поэтому вцепился только в последнюю фразу.
— Женский взгляд! — фыркнул он. — Да, я знаю, как бабы смотрят на мир. Еще бы мне не знать!
— Неужели? — усомнился я. — Сестры?
— Нет. Могу рассказать, только ты все равно не поверишь.
— Брось, — мягко отозвался я, — барменам и психиатрам прекрасно известно, что нет ничего более странного, чем правда. Знаешь, сынок, если бы тебе довелось выслушать все то, что мне рассказывали… считай, богачом бы стал. Поразительные были истории.
— Ты и понятия не имеешь, что такое «поразительное»!
— Да ну? Меня ничто не удивит. Я всегда смогу припомнить байку и похуже. Он снова фыркнул.
— Спорим на то, что осталось в бутылке?
— Ставлю полную, — принял я вызов и поставил бутылку на стойку.
— Валяй…
Я махнул своему второму бармену, чтобы он обслуживал пока клиентов. Мы сидели у дальнего конца стойки, где я отгородил единственный табурет, уставив рядом с ним стойку банками с маринованными яйцами и прочей дребеденью. Несколько клиентов у дальнего конца смотрели по ящику бокс, кто? то гонял музыкальный автомат — словом, мы с ним уединились не хуже, чем в постельке.
— Ладно, — произнес он, — начнем с того, что я ублюдок.
— Этим здесь никого не удивишь.
— Я серьёзно, — рявкнул он. — Мои родители не были женаты.
— Опять? таки ничего удивительного, — повторил я. — Мои тоже.
— Когда… — он Смолк, и я впервые за все время заметил в его глазах теплоту. — Ты тоже серьезно?
— Тоже. Стопроцентный ублюдок. Более того, — добавил я, — никто в моей семье никогда не был женат. Все были ублюдками.
— Не старайся меня перещеголять — ведь сам ты женат.
Он показал на мое кольцо.
— А, это… — Я продемонстрировал ему кольцо. — Оно только похоже на обручальное, я его ношу, чтобы женщин отпугивать. Это кольцо — древняя вещичка. Я купил его в 1985 году у другого нашего агента, а тот вывез его с дохристианского Крита. — Змей Уроборос…, мировая змея, бесконечно заглатывающая собственный хвост. Символ Великого Парадокса.
Он лишь бросил на кольцо мимолетный взгляд.
— Если ты и в самом деле ублюдок, то сам знаешь, каково им живется. Когда я был маленькой девочкой…
— Ого! — перебил я. — Мне не послышалось?
— Кто из нас рассказывает? Когда я был маленькой девочкой… Слушай, тебе ничего не напоминает имя Кристина Йоргенсон? Или Роберта Коуэлл?
— Гм, смена пола. Ты пытаешься рассказать мне…
— Не перебивай меня и не подначивай, а то не стану рассказывать. Меня подбросили в приют в Кливленде в 1945 году, когда мне был месяц от роду, Когда я была маленькой девочкой, то очень завидовала детям, у которых были родители. Позднее, когда я узнала, что такое секс — и поверь мне, Папуля, в приюте тебя быстро всему научат…
— Знаю.
— Я твердо поклялась, что у любого моего ребенка будут и папа, и мама. Это держало меня в «чистоте», что в том окружении было не так? то просто — мне пришлось ради этого драться. Став старше, я поняла, что у меня чертовски мало шансов выйти замуж — по той же причине меня и не удочерили, — Он нахмурился. У меня было лошадиное лицо, такие же зубы, плоская грудь и прямые волосы.
— Ты выглядишь не хуже меня,
— А кого волнует, как выглядит бармен? Или писатель? Люди? то хотят удочерить маленьких голубоглазых блондиночек–идиоток. А парням, когда подрастешь, нужны выпирающие титьки, смазливая мордашка да еще чтоб почаще повторяла, какой он необыкновенный мужик. — Он пожал плечами. — Состязаться с красивыми дурами я не могла. И поэтому решила завербоваться в ДЕВКИ.
— Во что?
— В Дамские Евгенические Войска, Космическая Интербригада. Их теперь называют «Космические ангелы» — Американский Национальный Гиперсексуальный Евгенический Легион.
Я вспомнил оба термина, сделав привязку по времени. Хотя теперь мы используем и третье название; это элитные женские части: Штурмовая Любовная Хабилитированная Интербригада. Изменения смысла слов — самая большая пакость для прыгунов во времени. Знаете ли вы, что «станция обслуживания» когда? то означала место, где торговали легкими нефтяными фракциями? Как? то был я на задании в эпоху Черчилля, и женщина мне сказала; «Встретимся на станции обслуживания в соседнем квартале» — а это совсем не сто, что вы подумали; «станции обслуживания» (тогда) не имели кроватей.
— Как раз тогда впервые признали, что нельзя посылать мужчин в космос на месяцы и годы, не предоставляя им возможность сбросить напряжение, — продолжил он. — Помнишь, как вопили ханжи? Но это лишь увеличивало мои шансы, добровольцев было очень мало. Девушке следовало быть респектабельной, предпочтительно девственницей (им нравилось обучать девушек с нуля), умнее среднего уровня и эмоционально стабильной. Но добровольцами вызывались по большей части или старые девы, или невротические дамочки, которые свихнулись бы, не проведя в космосе и десяти дней. Так что от меня не требовалась красивая внешность — если меня принимали, то приводили в порядок зубы, делали завивку, учили ходить, танцевать, внимательно выслушивать мужчин и всему прочему, плюс тренировка по выполнению главных обязанностей. Если имелась необходимость, делали даже пластическую операцию — для Наших Парней ничего не жалко.