Огромный зрительный зал, залитый сияющим светом, действительно был заполнен до отказа. Морин отметил, что среди зрителей присутствовало довольно-таки много людей в военной форме.
Свет в зале погас. Прорезавшие темноту яркие лучи прожекторов скрестились в центре сцены. Тяжелый бархатный занавес медленно поднялся вверх, и к краю рампы вышел Когарт Ор. Зал приветствовал его появление восторженными криками и аплодисментами.
Ор встал, широко расставив ноги и заложив руки за спину. Подбородок его был гордо вскинут. С его комплекцией подобная стойка смотрелась почти комично, но зрители, казалось, этого не замечали. Затихнув, они готовы были внимать каждому слову невысокого, чуть полноватого человека, стоящего на сцене. Ор умело выдерживал паузу. Когда напряженная тишина в зале достигла предела и вот-вот должна была лопнуть, он медленно, нараспев начал читать стихи.
Он закончил, и зал буквально взорвался. Зрители хлопали, поднявшись на ноги, вновь и вновь заставляя Ора подходить к краю сцены и сгибаться в долгом, низком поклоне. Прежде чем перейти к следующему стихотворению, Ор был вынужден сам взмахом руки успокоить бушующие восторги.
– Как твое впечатление? – наклонившись к Пасти, тихо спросил Морин. – Это действительно настолько здорово?
– Я не могу понять слов, – ответил штурман. – Но ритм мне нравится.
Выступление Ора продолжалось более часа. К концу чтец выглядел уставшим, однако голос его по-прежнему оставался уверенным и звонким.
После окончания концерта, когда зрители медленно и неохотно покидали зал, Когарт Ор вошел в ложу к патрульным.
– Поздравляю, – улыбнувшись, поднялся навстречу ему Морин. – Ваше выступление было великолепным.
– Я рад, что вам понравился, – устало улыбнулся Ор. – Сегодня я действительно в ударе. Причиной того, должно быть, удачная операция по захвату вашего корабля. Да и вам тоже повезло. На мои выступления не так-то просто попасть.
Морин как-то сразу помрачнел.
– Что у нас дальше по программе? – спросил он. – Посещение этнографического музея?
– Судья второй ступени ждет нас в соседней ложе, – сказал Ор, жестом приглашая патрульных следовать к выходу.
В соседней ложе их встретил высокий пожилой человек с серыми с проседью волосами, расчесанными на прямой пробор. На рукаве его зеленого форменного френча красовался большой красный шеврон овальной формы с двумя нашивками в виде выпуклых треугольников.
– Гродин Ир, судья второй категории, – представился он, пожимая руки патрульным. – А вы, как я уже слышал, дакатские шпионы?
– Господин судья, произошло досадное недоразумение, – официальным тоном обратился к представителю власти Морин. – Мы не шпионы с Даката, а представители Галактической патрульной службы. К патрулированию сектора, в который входит и ваша планета, мы приступили неделю назад.
Стараясь сохранить строгое, беспристрастное выражение на лице, судья едва заметно, одними уголками губ, улыбнулся.
– Таким образом, как я понимаю, вы отказываетесь отвечать на вопросы Когарта Ора? – осторожно спросил он.
– Я готов ответить на все вопросы, касающиеся Устава патрульной службы, – ответил Морин. – Но, к сожалению, ничего не знаю о боевых действиях между Дакатом и Сторном.
– Что ж, возможен и такой ответ, – утвердительно наклонил голову судья и, сжав рукой подбородок, задумался.
– И что же дальше? – нетерпеливо спросил Морин. – Мы когда-нибудь сумеем покончить с этой глупой ситуацией?
– О, ждать вам осталось совсем недолго. – Вскинув голову, судья улыбнулся и обвел патрульных по-отечески добрым и заботливым взглядом. – Поскольку вы категорически отказываетесь отвечать на вопросы, вам остается всего лишь пройти процедуру расстрела, и тогда со всеми формальностями будет покончено.
– Что?!
Морину с Кромовым показалось, что они ослышались или что-то не так поняли. Пасти и Тротт решили, что находятся среди сумасшедших. Что подумал Ку Ши, неизвестно. Он покачал головой и, ни к кому конкретно не обращаясь, спросил:
– А расстреливают здесь тоже в театре, при стечении публики?
– Право же, мне очень жаль, что все так получилось. – Когарт Ор развел руки в стороны, словно собираясь обнять всех приговоренных разом. По счастливому выражению его розовой, расплывшейся в улыбке физиономии нельзя было решить, что он очень уж расстроен. – Но, я надеюсь, это никак не скажется на наших добрых отношениях?
– Не знаю, как остальные, – сказал, проведя рукой по горлу, Пасти, – но я свою смерть воспринимаю очень близко к сердцу.