Моро — неонацист? Это было столь же невероятно, как утверждение, что де Голль поддерживал немцев во время Второй мировой войны! Дру прекрасно знал, что существуют «кроты» и двойные агенты, но причислить к ним без проверки человека с таким послужным списком, как у Моро, просто невозможно! Ведь для того, чтобы рядовой офицер секретного ведомства стал руководителем Второго бюро, ему пришлось пройти проверку десятков людей, как доброжелательных, так и завистливых, причем последние охотно сжили бы его со свету, использовав для этого свое влияние. И все же Моро вышел из этого испытания не только невредимым, но заслуженно считался «специалистом международного класса», а Лэтем не сомневался, что такой профессионал, как Уэсли Соренсон, таких характеристик даром не давал.
— Мсье! — окликнули его из машины; автомобиль Второго бюро не отставал от него. — Entrez-vous, s'il vous plait[41].
— Это всего в двух кварталах отсюда! — крикнул Дру, пробиваясь к краю тротуара. — Как вчера, помните? — добавил он на своем неважном французском.
—То, Что было вчера, мне не понравилось и сегодня тоже не нравится. Пожалуйста, садитесь в машину!
Машина Второго бюро остановилась, и Лэтем, нехотя открыв дверцу, забрался на переднее сиденье.
— Вы перестраховываетесь, Ренэ... или вас зовут Марк? Я перепутал.
— Меня зовут Франсуа, мсье, но это не имеет значения. Я делаю свое дело.
Вдруг в толстое бронированное боковое стекло, а затем и в переднее ударили пули и черный седан, рванувшись вперед, запетлял Среди машин.
— Господи! — воскликнул Дру, вжимаясь в сиденье и опустив голову. — Вы что, предвидели это?
— Только возможность этого, мсье, — ответил шофер и, тяжело переводя дух, откинулся на спинку сиденья. Он остановил машину: переднее стекло было изрыто пулями, как оспой, и видимость равна нулю. — Когда вы вышли из посольства, от тротуара отъехал автомобиль. На авеню Габриель просто так не уступают место, и люди в этой машине обозлились, когда я отрезал вас от них и окликнул.
— Я в долгу перед вами, Франсуа, — сказал Лэтем, распрямляясь. — Что будем делать?
— Вот-вот прибудет полиция, кто-нибудь вызовет их...
— Я не могу разговаривать с полицией.
— Понимаю. Куда вы шли?
— В пивную, это в следующем квартале, на другой стороне улицы.
— Я знаю. Идите туда. Смещайтесь с толпой и старайтесь не привлекать внимания. Оставайтесь там, пока мы не придем за вами или не позвоним.
— Под каким именем вы меня вызовете?
— Вы — американец... Джонс сойдет? Скажите мэтру, что ждете звонка. У вас есть оружие?
— Конечно.
— Будьте осторожны. Это сомнительно, но будьте готовы к неожиданностям.
— Можете не объяснять. А как вы?
— Мы знаем, что делать. Скорей же!
Быстро выскочив из машины, Дру смешался с толпой. То и дело пригибаясь, чтобы казаться ниже ростом, он перебежал на другую сторону улицы и, зорко глядя по сторонам, направился к пивной на встречу с Карин де Фрис.
Увидев полупустой зал, он понял, что пришел слишком рано. Ну, ничего, лучше уж держаться подальше от кабинета, а особенно от посольства — неожиданно начальство предстало перед ним в таком свете, что Лэтему не хотелось и думать о нем, особенно после того, что произошло на улице, всего в четырехстах футах отсюда. И все же он должендумать — упорно и интенсивно.
— Столик, заказанный на имя де Фрис, — обратился он по-английски к человеку в смокинге, стоявшему у конторки метрдотеля.
— Да, конечно, мсье... Вы немного рано, мсье.
— Это сложно?
— Совсем нет. Пойдемте, я покажу вам столик. Мадам предпочитает сидеть подальше от входа.
— Моя фамилия Джонс. Мне могут позвонить.
— Я принесу телефон на столик...
— Простите, — начал Лэтем, усаживаясь, — а вы не могли бы принести телефон сейчас?
— Certainement[42]. Местный разговор или междугородний, мсье?
— Междугородний, — наморщив в раздумье лоб, ответил Дру.
— Телефон зарегистрирован, и оплата будет включена в ваш счет. Могу я предложить вам что-нибудь выпить?
— Виски. Шотландского, если можно.
Метрдотель ушел, виски принесли, и Дру, оставшись один в кабинке, почувствовал, что у него дрожат руки и кровь прилила к лицу.
— Боже,если бы не наблюдательность опытного шофера; его бы убили на авеню Габриель! Три покушения на жизнь за полтора дня: первое — позавчера ночью, второе — сегодня утром на рассвете и вот теперь — всего несколько минут назад! Он помечен, а честь умереть при исполнении долга его мало привлекала. Ясно, что нацисты, как раковая опухоль, расползаются по всей Германии и за ее пределами. И кто знает, где еще? Кто может определить, насколько они активны? Список Гарри, похоже, предвещает страшные последствия для стран НАТО, а открытие Карин де Фрис, что Братство, проникнув в сверхсекретные компьютеры ЦРУ, получило информацию об операции «Шмель», безусловно указывает на добытые ими данные в Вашингтоне. Господи,когда он сказал Виллье, что возродившийся нацизм распространяется повсюду, это же была гипербола, стремление заинтересовать актера, кровно связанного с Жоделем. И не последнее место в этом занимало исчезновение протоколов допроса. Когда Виллье подтвердил его предположения, он почувствовал радость от того, что угадал правду, и испугался того, что все оказалосьправдой.
И вот теперь он стал главной мишенью, потому чтоузнал правду. Понимая, что от мертвого разведчика нет никакого толку, он отменит свои прежние инструкции и воспользуется любой защитой, которую сможет предоставить ему Второе бюро.
Второе бюро — значит, Моро? Неужели это возможно? Обратившись к Моро с просьбой о дополнительных мерах безопасности, не подпишет ли он себе смертный приговор? Даже забыв о своей интуиции, о своем доверии к Моро, может ли он полностью полагаться на список Гарри? Он просто не в состоянии поверить этомубезумию! А если это не так?
Метрдотель поставил на столик переносной телефон. В Вашингтоне было только семь утра, и директор отдела консульских операций еще не приступил к работе, а какой-то Дру Лэтем уже нуждался в указаниях.
— Нажмите кнопку «Parlez»[43]и наберите номер, мсье, — сказал метрдотель. — Если вам придется позвонить еще, нажмите «Finis»[44], затем снова «Pariez» и набирайте номер. — Он подвинул телефон к Дру и отошел.
Лэтем нажал на кнопку «Parlez», набрал номер, и через минуту дежурный бойко произнес:
— Да?
— Вызывает Париж...
— Я так и подумал, что это вы, — прервал его Соренсон. — Гарри прибыл? Можете говорить, это непрослушиваемая линия.
— В лучшем случае он появится завтра.
— Черт!
— Так вы знаете? Я имею в виду информацию, которую он привез.
— Знаю, но удивлен, что знаете и вы.Брат вы или не брат, Гарри не из тех, кто вольно обращается с секретными данными, причем подчеркиваю: с максимально секретными.
— Гарри мне ничего не говорил — сказал Кортленд.
— Посол? Трудно поверить. Он человек надежный, но не имеет к этому никакого отношения.
— Его вынуждены были информировать. Как я понимаю, боннский посол нарушил обет молчания, увидев, что четверо подозреваемых в его правительстве, и весьма рассердился.
— Что, черт возьми, происходит?—воскликнул Соренсон. — Все необходимо было сохранить в глубокой тайне до принятия соответствующего решения!
— Кто-то выскочил вперед, — сказал Дру. — Бегуны начали фальстарт прежде, чем прозвучал выстрел.
— Вы понимаете, чтовы говорите?
— О да, конечно.
— Тогда, черт побери, объясните мне! В десять я встречаюсь с государственным секретарем и директором ЦРУ...
— Будьте осторожны, беседуя с ними, — поспешно перебил его Дру.
— Что, черт возьми, все это значит?