Узнал правду.Дру внимательно смотрел на женщину, сидевшую напротив него, и вспоминал, какое возбуждение охватило его, когда он узнал правду об отце Виллье, старике Жоделе. И какой страх он испытал оттого, чтоэто правда. Они с Карин одинаково реагировали на такие факты. Они не могли ни лгать себе, ни скрывать гнев, переполнявший их.
— Ладно, ладно, — сказал Лэтем, положив руку на ее сжатые кулачки. — Я расскажу вам кое-что, не называя имен, но несколько позднее... в зависимости от обстоятельств.
— Согласна. Это часть обучения, не так ли? «Осторожнее: химикаты».
— Да. Держа правую руку под столом, Дру быстрым настороженным взглядом оглядел вход и соседние столики. — Ключ ко всему — отец Виллье, его родной отец...
— Актера?Статьи в газетах... старик, покончивший с собой в театре?
—Я расскажу вам об этом потом, а сейчас выслушайте самое плохое. Он действительно отец Виллье, участник Сопротивления, которого немцы схватили и довели до сумасшествия в концлагерях много лет назад.
— В дневных выпусках газет появилось объявление, — прервала его де Фрис. — Виллье прекращает спектакли — возобновление «Кориолана».
— Какая глупость! — вырвалось у Лэтема. — Там сказано почему?
—Что-то о старике и о том, как огорчен Виллье...
— Больше, чем глупость, — сказал Лэтем. — Настоящий, черт побери, абсурд! Виллье — такая же крупная мишень, как и я сейчас!
— Не понимаю.
— Вам этого и не понять, но все это каким-то непостижимым образом связано с моим братом.
— С Гарри?
— Досье на Жоделя, отца Виллье, находившееся в Центральном разведывательном управлении, исчезло из архива...
— Как и информация из компьютеров «АА-ноль»?
— Поверьте мне, столь же тщательно охраняемых, как и досье. А в этом досье упоминалось имя одного французского генерала, который был не просто завербован нацистами, а стал их адептом, фанатически преданным идее высшей расы.
— Какое значение он может иметь теперь? Ведь это было столько лет назад... Без сомнения, его уже нет в живых.
— Так или иначе, важно не это. Именно он создал то, что продолжает действовать сейчас: организацию здесь, во Франции, которая вербует миллионы людей во всех частях света, пополняя ряды немецких нацистов. Это то, что привело вас в Париж, Карин.
Де Фрис озадаченно смотрела на него широко раскрытыми глазами.
— А какое отношение все это имеет к Гарри? — спросила она.
— Брат привез список людей, — сочувствующих нацистам здесь, во Франции, в Соединенном Королевстве и в моей стране. Сколько там человек, я не знаю, но этот список обладает взрывной силой, ибо в нем названы влиятельные люди, даже обладающие политической властью. Те, кого никто и никогда не мог заподозрить в подобных симпатиях.
— Как Гарри добыл эти имена?
— Не знаю. Вот потому-то я и должен увидеть его, поговорить с ним!
— Зачем? Вы, кажется, очень встревожены.
— В списке есть имя человека, с которым я работаю, и кому не раздумывая доверил бы свою жизнь.
— Не понимаю. Вы говорите как ваш брат, не хватает только определенности.
— Именно определенности я и хочу от него сейчас.
— Это касается того, с кем вы работаете?
— Да, я встречаюсь с этим человеком сегодня днем, это неизбежно. Но если Гарри не ошибается, хотя я предпочел бы думать именно так, эта встреча не сулит мне ничего доброго. Это решение может стать роковым.
— Отложите встречу под любым предлогом.
— Он попросит объяснений, ибо в данный момент имеет на это полное право. Помимо всего прочего, его бдительный служащий всего полчаса назад спас мне жизнь на авеню Габриель.
— Возможно, это было спланировано.
— Не исключено. Я вижу, вы много знаете, леди.
— Да, — согласилась Карин. — Это Моро, Клод Моро, да?
— С чего вы взяли?
— Каждые двадцать четыре часа отдела документации и справок получает списки всех, кто входил или выходил из посольства. Имя Моро встречается там дважды — позавчера ночью, когда на вас напали в первый раз, а затем на следующее утро, когда приехал германский посол. Картина ясна: несколько моих коллег сказали, что не помнят, чтобы кто-то из сотрудников, тем более начальник Второго бюро, так часто приезжал в посольство.