Возле Эверарда остановился молодой человек лет двадцати пяти с худым, продолговатым лицом, одетый в потертый твидовый костюм, — словом, англичанин. Его подчеркнуто невозмутимый вид наводил на мысль о тщательно скрываемом большом горе.
— Привет, — сказал Эверард. — Может, пока познакомимся?
Он назвал свое имя и год, из которого прибыл.
— Чарльз Уиткомб, Лондон, тысяча девятьсот сорок седьмой год, — нерешительно отозвался мужчина. — Служил в Королевских ВВС, демобилизовался… Это предложение показалось мне большой удачей, но сейчас… Не знаю.
— Все может быть, — сказал Эверард, думая о зарплате. Пятнадцать тысяч в год, и это лишь для начала! Правда, еще предстоит разобраться, что здесь называют «годом». Скорее всего, имеется в виду личное биологическое время.
К ним подошел стройный молодой человек в плотно облегающей серой форме; наброшенный поверх нее темно-синий плащ мерцал, словно расшитый звездами. Приветливо улыбаясь, он заговорил без всякого акцента:
— Общий привет! Добро пожаловать в Академию! Надеюсь, все говорят по-английски?
Эверард заметил среди своих спутников мужчину в потрепанном мундире вермахта, индуса и еще несколько человек явно неевропейского вида.
— Пока вы не выучите темпоральный, будем пользоваться английским. — Он подбоченился. — Меня зовут Дард Келм. Я родился… минутку… в девять тысяч пятьсот семьдесят третьем году по христианскому летосчислению, но специализируюсь по вашему периоду. Период, к слову сказать, охватывает годы с тысяча восемьсот пятидесятого по тысяча девятьсот семьдесят пятый — все присутствующие родились в этом временно`м интервале. Если у вас что-то стрясется, я — ваша официальная Стена Плача. Вы, вероятно, ожидали увидеть что-то совершенно иное, но наша Академия — не конвейер, поэтому от вас здесь не потребуют школьной или армейской дисциплины. Каждый, наряду с общим курсом, пройдет индивидуальное обучение. Здесь никого не наказывают за неуспеваемость, потому что ее быть не может: предварительное тестирование не только практически исключает ее, но и сводит к минимуму возможность неудачи в вашей работе. По меркам ваших культур каждый из вас — вполне сложившаяся, зрелая личность, однако ваши способности неодинаковы, и поэтому для достижения наилучших результатов с каждым будут заниматься персонально. Порядки у нас очень простые, единственное правило — обычная вежливость. Вам будут созданы все условия и для учебы, и для отдыха. Невозможного никто требовать не станет. Добавлю, что охота и рыбалка здесь отличные, а если отлететь на пару-другую сотен миль — то просто фантастические. Теперь, если нет вопросов, прошу следовать за мной. Я покажу вам, где вы будете жить.
Дард Келм познакомил их с техническим оснащением жилых комнат. Оно соответствовало, наверное, нормам 2000 года: функциональная мебель, меняющая форму по желанию владельца, бар-автомат, телеприемник, подключенный к гигантской видеотеке… Ничего сверхъестественного. Каждый новобранец получил в этом общежитии комнату. Питались все в центральной столовой, но если кто-то устраивал у себя вечеринку, то закуски доставлялись и в комнаты. Эверард почувствовал, что внутреннее напряжение постепенно уходит.
По случаю знакомства устроили банкет. Блюда оказались привычными — в отличие от безмолвных роботов, сервировавших стол. Хватало и вина, и пива, и сигарет. В пищу, видимо, что-то было добавлено, потому что Эверард, как, впрочем, и остальные, ощутил легкую эйфорию. Он уселся за пианино и стал наигрывать буги-вуги; человек пять-шесть принялись подпевать нестройными голосами.
Только Чарльз Уиткомб держался в стороне. Сидя в углу, он угрюмо потягивал вино, и тактичный Дард Келм не пытался вовлечь его в общее веселье.
Эверард решил, что здесь ему понравится, хотя все еще толком не представлял, что ему придется делать, зачем и как.