– Поттер, – вкрадчиво произносит Снейп, – у меня много работы, и если ты пришёл помолчать…
– Сегодня была лекция, – перебиваю его я, не обращая внимание на недовольное выражение его лица. – Профессор Люпин рассказывал о домашних божествах, богах-покровителях, и я подумал, что…
– Что каждая сказка, в которую верили древние, обязательно реальна? – столько насмешливого удивления в его голосе, что я как-то разом теряю уверенность в том, что делаю, и глупо замираю. Снейп поднимается, обходит свой стул, приближается ко мне. Опускает ладонь мне на плечо.
– Я понимаю твоё стремление отыскать помощника, – негромко произносит он. Я задаюсь глупым вопросом: когда Северус Снейп стал разговаривать со мной так мягко? Бережёт мои чувства – или испытывает что-то сам? Моё лицо под его пристальным взглядом горит, и один Бог знает, что сам Снейп видит в этом румянце.
– Но где ты будешь искать? – договаривает он, и я, собравшись, рассказываю про Джонатана. Конечно, Снейп не выглядит воодушевлённым – было бы странно, если бы он поддержал эту затею. Чёрная бровь в знаменитом жесте взлетает вверх.
– Ты собираешься спросить у человека, в причастности которого к делам божеств не уверен, не сидит ли в нём совершенно случайно паук или какая-нибудь другая мерзость? – обманчиво сладким тоном осведомляется Снейп. Я прикусываю губу. Как мне объяснить ему про имя? Я и без того стараюсь обходить острые углы – Джонатан в моём рассказе остаётся случайным знакомым, с которым мы немного поболтали… ни к чему Снейпу знать о том, что засосы на мне оставил именно Джон.
– Я просто чувствую, что он поймёт, – упрямо, как ребёнок, говорю я. И вздрагиваю: Снейп вдруг усмехается, покачивая головой:
– Ты сейчас так похож на Лили.
В его тоне столько нежности, когда он произносит это имя… Меня обжигает глупая мысль: что, если Снейп видит во мне копию старой подруги? Что, если он только поэтому… о, господи…
Мотаю головой. Тру виски.
– Что-то случилось? – Снейп накрывает мои ладони своими, и от этого жеста я едва не срываюсь в прерывистый вздох. Его пальцы, сухие и шершавые, гладят мои костяшки, спускаясь ниже, к косточкам запястий, и эта невинная ласка – самое интимное, что у нас с ним было. Хоть смейся.
– Всё хорошо, – облизываю губы. – Я… попробую. Вдруг?
– Бессмысленная затея, – Снейп хмурится. Привлекает меня ближе. Больно сжимает мой подбородок. Смотрит в глаза – колдовским взглядом питона, которому я не умею сопротивляться сейчас и вряд ли научусь сопротивляться потом. Говорит с едва уловимым оттенком теплоты в спокойном сухом тоне:
– Не натвори глупостей.
– Поцелуете меня? – я нервно прикусываю губу, ожидая ответа. Он фыркает, заправляет выбившуюся прядь мне за ухо. Я чудом не краснею.
– Под глупостями я подразумевал именно это, – прохладно произносит Снейп, и я уже жду, что он вот-вот выставит меня за дверь, но вместо этого он целует меня: неторопливо, плавно, растягивая удовольствие. Я в его руках превращаюсь в податливый пластилин, лепи что хочешь. Он зарывается пальцами в мои волосы, вылизывает языком мой рот, и я глухо что-то простанываю. Мне хочется большего, большего! – но он отстраняется раньше, чем я успеваю сам попросить его об этом. У него влажные губы и горящие глаза – больше ничто не выдаёт в Снейпе того, что секунду назад он целовал меня. А я, наверное, растрёпан и взъерошен больше обычного.
В дверь стучатся.
Снейп выпрямляется, с поистине королевской невозмутимостью приглаживая мои волосы – будто в этом есть смысл, – и небрежно роняет:
– Войдите.
– Профессор Снейп! – ворвавшаяся в кабинет Паркинсон застывает на месте. В её руках – кипа документов, и я мысленно сочувствую Снейпу. Он приглашающе подзывает её к себе, садясь за стол, ровно произносит:
– Да, мисс Паркинсон, давайте их сюда… мистер Поттер, – лёд в его голосе больно ударил бы меня, не научись я распознавать под ним тепло, – если все интересующие вас вопросы выяснены, не смею больше обременять вас своим присутствием.
Я прикрываю за собой дверь и стараюсь не позволить глупой улыбке вылезти на моё лицо.
Джонатан ждёт меня, и больше я нигде не задерживаюсь – спускаюсь в раздевалку за пальто, ходить в котором уже становится холодновато, после минутного раздумья всё-таки надеваю шапку… Снейп сегодня утром лично проследил за тем, чтобы я не вышел на улицу без неё. Заботливый папочка, ну да… Прячу смешок в кулак.
Джонатан встречает меня на пороге. Босой, растрёпанный, в простой белой майке, он совсем не напоминает того холёного красавчика, которого я увидел в клубе. Тем лучше: у меня есть возможность расслабиться, дать себе передышку. Мы пьём крепкий чай, грея руки о стенки кружек, и молчим, пока Джон не спрашивает:
– Так с чем тебе нужна помощь?
Я сосредоточенно разглядываю плавающие в чашке чаинки и вдруг понимаю, что мне нечего сказать ему. То ли слова Снейпа наконец-то заставили меня осознать, как глупо со стороны будет смотреться моя просьба, то ли…
– Откуда ты знаешь моё имя? – выдыхаю я, хотя собирался спросить совсем не это. Джонатан меняется в лице. И отвечает слишком быстро для того, чтобы этот ответ показался мне правдивым:
– Ты сам назвал мне его. Гарри, у тебя всё хорошо?
– Не называл, – медленно отвечаю я. И оттягиваю ворот футболки ровно настолько, чтобы стал заметен небольшой упругий шарик, похожий на опухоль. На два с половиной дюйма ниже ключицы.
Прикосновение ледяных пальцев оказывается неожиданным: я вздрагиваю, но Джонатан уже убирает руку и садится обратно. Затем произносит:
– Он говорит с тобой?
– Что? – я растерянно вскидываю брови; Джонатан шумно прихлёбывает из чашки и объясняет, почему-то улыбаясь, словно разговоры об этом вообще могут быть приятными:
– Твой бог. Он говорит с тобой?
Я растерянно и непонимающе качаю головой. Джонатан чешет подбородок.
– Значит, ты ещё не принял его… – бормочет он себе под нос, и я дёргаюсь так резко, что чай оказывается у меня на коленях, а чашка летит на пол.
– Боже! – вскакиваю на ноги, растирая горячие пятна на ногах. – Я всё сейчас уберу. Можно мне, пожалуйста…
– Расслабься, я сам, – Джонатан отмахивается от моих извинений, лезет за совком, собирает хрустящее стекло. Я наблюдаю за его сосредоточенными скупыми действиями. Смотрю, как ловко он опрокидывает наполненный совок в ведро. И тихо спрашиваю:
– Ты же… тоже?
– Знаком ли я с маленькими мохнатыми друзьями? – весело спрашивает у меня Джонатан, и меня передёргивает. – А как же.
– Значит, ты такой же, как я, и можешь помочь мне? – я поднимаю на него глаза. Джонатан растерянно трёт лоб, щурится, видимо, пытаясь понять, о каком виде помощи идёт речь, и я добавляю:
– Вытащить… это из меня.
– Тебе нужно переодеться, – вместо ответа говорит он. Поднимается на ноги. – Пойдём. Дам тебе чистую одежду, а твои джинсы повесим сушиться.
Джонатан улыбается, но в этой улыбке слишком много напряжённости. Я сглатываю. Киваю. Следую за ним по узкому коридорчику, захожу в небольшую, но уютную ванную. Джонатан входит туда минутой позже, протягивает мне штаны из мягкой тёплой ткани.
Пока я переодеваюсь, он стоит за дверью. И только позже, когда мы перемещаемся в гостиную, Джонатан, старательно подбирая слова, говорит мне:
– Да, я прошёл через то же, через что прошёл ты. Думаю, это очевидно. Но я не такой же, нет, совсем не такой же, – он качает головой, поджимая губы. – Твоя беда в том, что ты сражаешься с богами, Гарри. Разве никто не сказал тебе, что эта борьба бесполезна?
– Я знаю людей, которые смогли победить их, – зло отвечаю я. Джонатан вскидывает руки в примиряющем жесте, и мне становится стыдно за эту вспышку.