– Это совсем недолго. Подождёшь?
– Подожду, – отвечаю я и назло его пунктику насчёт пунктуальности притягиваю Северуса к себе для нормального поцелуя. Борьба между нежеланием опаздывать и желанием ответить мне ведётся в нём лишь первую секунду; после мои лопатки обжигает болью соприкосновение со стеной, а горячие сухие ладони Снейпа забираются мне под футболку и ласкают беззащитный живот. Во мне так много всего, что не выразить словами: я выражаю суетливыми прикосновениями, объятиями и поцелуями, поцелуями, поцелуями – жадными, торопливыми, рваными, от таких губы остаются алыми и припухшими. Я не знаю, кто первый из нас срывается на стон, но в тот же момент Северус прерывает поцелуй и отстраняется. Он тяжело дышит. Его рубашка моими стараниями расстёгнута, волосы растрёпаны.
– Чёрт, Гарри, – Снейп почти смеётся; в его тоне что-то между весельем и осуждением, и я беззастенчиво улыбаюсь в ответ, любуясь им, пока он приглаживает волосы и застёгивает пуговицы. Он красивый, он такой красивый – как я мог не замечать этого раньше? Красивый не в общепринятом смысле, нет, никто не назвал бы привлекательным это скуластое носатое лицо… Он красив нервными движениями запястий, таких тонких, что они кажутся обманчиво хрупкими; красив выступами ключиц и кадыка, красив чёткой линией подбородка. Красив дрожью, которая, я знаю, прошибает его, если я прикасаюсь губами к чувствительному местечку за ухом…
– Что ты уставился? – беззлобно ворчит Северус, возвращая меня в реальность, и смахивает несуществующие пылинки со своего пальто. Его ладонь зарывается мне в волосы и тут же исчезает. – Всё. Мне пора.
Должно быть, столько умело замаскированного, спрятанного, скрытого тепла в пару слов мог бы уместить, кроме него, только один человек. Я вспоминаю о тёте Петунии и невольно вздыхаю.
Дверь тихо закрывается, в замке поворачивается ключ, и я остаюсь наедине с собой. Почти сразу же я начинаю жалеть, что не пошёл сегодня в университет – одному здесь так тоскливо, хоть вой, и паук, обрадовавшийся отсутствию рядом Снейпа, дразнит меня короткими вспышками боли, напоминая о себе. Раньше они не были такими частыми и сильными – значит, время и впрямь вышло. Странно, а казалось, что неделя – это так много…
Я не успел за неё ничего.
Помаявшись бездельем пару часов, я решаю позвонить Гермионе. Должно быть, это очень, очень, очень плохая идея – но я так соскучился по ней…
Она отвечает только спустя полминуты: за это время я успеваю вспомнить, что сейчас идёт лекция и что моя милая Гермиона никогда не пропускает занятия. Однако она всё же берёт трубку и удивлённо говорит:
– Гарри?
И почти сразу же – взволнованно:
– Что-то случилось?
– Поговоришь со мной немного? – спрашиваю я и сажусь на пол в коридоре. Холодная стена подпирает мне лопатки. Гермиона явно сомневается, я почти физически ощущаю её неуверенность, но потом что-то заставляет её ответить:
– Да, конечно.
И вместо тысячи фраз, которые я успел придумать, я выпаливаю:
– Зачем Забини тебе рассказал?
Её явно не удивляет этот вопрос. В отличие от меня самого. Гермиона тихо фыркает, судя по звуку, тоже садится и, немного помолчав, отвечает:
– Странно, что ты не спросил раньше. Он ничего конкретного мне не рассказывал, он просто дал намёк, а дальше… ну, ты понимаешь… книги, легенды, мифы…
Я прикусываю щёку изнутри, чтобы не рассмеяться. Гермиона, Гермиона – ходячая библиотека.
– Я не знаю, зачем он это сделал, – неуверенно произносит моя любимая подруга. – Я просто хотела, знаешь… поддержать его. То, что произошло с Драко, ужасно, – её голос дрожит, и мне мучительно хочется обнять её. – Страшно представить себе, как должен был чувствовать себя Блейз, узнав о его смерти. Он жутко рассердился на мои попытки принести ему соболезнования, заявил, что не нуждается в моей жалости и что лучше бы я переживала насчёт тебя. А потом вдруг замер, будто вспомнив что-то…
– Вспомнив, что я не хотел вам рассказывать, – мрачно говорю я, прижимаясь щекой к стене. Гермиона там, на другом конце провода, глухо выдыхает. А я зачем-то произношу:
– Я бы не хотел, чтобы вы, как Блейз, каждый день боялись и гадали: умру я сегодня или завтра?
– Гарри! – она восклицает это так громко, что едва не оглушает меня. – Даже не смей говорить о подобном! Если за дело берётся профессор Снейп, он всегда выходит победителем.
– Ну да, – не слишком уверенно бормочу ей в ответ я. И усмехаюсь. Как много мы не знали о Снейпе, Герми, дорогая! Если бы ты только могла представить себе, если бы только знала… Я только-только начал разгадывать эту сложнейшую загадку – Северуса Снейпа.
– Кстати, – тон у неё смущённый, – Рон, как ты понимаешь, в красках расписал мне всё, что произошло, и… вы со Снейпом, ну…
Гермиона тушуется, теряется, явно не зная, как поделикатнее выразиться. Я закрываю глаза. Под веками выжжен образ: строго нахмуренные брови, и без того тонкие губы, сжатые в ниточку, недовольный взгляд. Обманчиво мягкое «мистер Поттер». Насмешливо-ласковое «Поттер». Сдавленное, глухое, мучительно нежное «Гарри».
– Кажется… – шумно прочищаю горло. – Кажется, я люблю его.
Гермиона тактично не комментирует мои слова. Какое-то время мы молчим, слушая дыхание друг друга, и эта уютная, мягкая тишина – едва ли не самое прекрасное из всего, что со мной случилось за последнее время.
Не считая, разумеется, Снейпа.
– А вообще, – говорю я, прерывая затянувшуюся паузу, – я позвонил не для этого. Я… Герм… понимаешь, всё сложно.
– Не надо, – она обрывает меня почти резко, и я слышу, как она глушит судорожный вздох. – Гарри, пожалуйста, не надо! Не смей прощаться!
Я закрываю глаза. Под веками почему-то печёт.
– Ещё увидимся, Герми, – мягко говорю я и сбрасываю вызов. Непроизнесённое «В другой жизни» жжёт рот. Я едва удерживаюсь от желания разбить телефон об стену – нет, нет, на такое я не пойду, Снейп не одобрит, Снейп недовольно вскинет брови, Снейп бросит что-нибудь едкое, болезненное, острое… Я только вытаскиваю сим-карту. И после минутного раздумья ломаю её пополам. Половинки летят в мусорный бак.
На часах половина второго, когда у меня начинается мандраж. Я вдруг как-то разом вспоминаю, что никогда не занимался сексом с мужчинами, что даже с девушками у меня опыта маловато – может быть, мне никогда не приносил удовольствия секс с ними как раз потому, что…
Моя ошибка – попытка узнать, что мне предстоит, путём изучения форумов. Это смешно: бояться секса больше, чем грядущего сражения с богом за право обладать моим телом! Это смешно, но я боюсь.
Первый же форум настоятельно советует мне как следует расслабиться, если я не хочу залечивать повреждения и трещины. Второй – растянуть себя самому во избежание того же. Третий, четвёртый… меня начинает тошнить. Я захлопываю крышку ноутбука почти зло. Мотаю головой. Тру виски. Закрываюсь в ванной и раздеваюсь. Я долго, очень долго стою перед зеркалом, изучая своё тело. Вот здесь, в нескольких дюймах от сердца, сидит паук. Злая ирония: его невозможно было вытащить раньше, зато теперь, когда он в любой момент может совершить марш-бросок…
Закрываю глаза.
Их плохо видно. Если не приглядываться, кажется, что это просто оттенок кожи, но чем внимательнее смотришь, тем явственнее проступают ещё серые прожилки отравы. Они не добрались до сердца, но кто знает, сколько времени им потребуется, чтобы преодолеть оставшееся расстояние?
Я худой. Я очень худой – можно прощупать рёбра, ключицы торчат несуразными тонкими ветками, на бедре, чуть выше косточки, старый шрам. Впалый живот, дорожка волос…
Я не девчонка, чтобы переживать о том, понравится ли моё тело Снейпу! Так, всё. Нужно выкинуть эти мысли из головы. Встаю под холодный душ, но быстро замерзаю, и приходится переключить на горячую воду.
В ванной я провожу много, много времени – так много, что вздрагиваю, когда Снейп стучит в дверь, чуть насмешливо спрашивая: