Избор не боялся потеряться — если будут целы руки-ноги, то они соберутся. Главное было уцелеть в том, что творилось прямо сейчас, в эти минуты.
Конь мчался не разбирая дороги, а если и разбирал ее, то выбирал места, где было побольше веток и сучьев. Они хлестали по рукам, по лицу, но он терпел, боясь отпустить повод. Хоть конь и не слушался его, но оставлять все произвол судьбы он не хотел — мало ли, что у нее на уме. А пока в нем теплилась надежда, что конское безумие хоть когда-то да прекратится и тогда ему удастся усмирить коня.
Избор, что есть силы, тянул повод к себе, но в коня словно вселился злой дух. Хлопья пены срывались с удил и летели в лицо человека. Оставалось ждать, когда силы коня иссякнут и он остановится.
Хруст под ним заставлял его с силой вдохнуть воздух. Ему хотелось ощутить запах раздавленной и измятой травы, но конь несся так быстро, что запах оставался позади, зато воздух стал влажнее.
Ветер, непрестанно бивший в лицо, нес в себе запах большой воды. Деревья перед ним стали реже, они уже не казались сплошной стеной, но вместо того, что бы обрадоваться этому Избор ощутил беспокойство. Проломив полосу кустарника, конь вырвался из леса. Всадник привстал посмотреть, что ждет его впереди, и прямо перед собой увидел… небо. Спустя мгновение он сообразил, что никакое это не небо, а река или озеро. Там где оно начиналось, зеленый цвет лесной травы переходил в спокойную голубизну воды. Беспокойство стало страхом. Землю и воду не разделяла ни желтая полоска песка, ни заросли осоки.
— «Обрыв!» — мелькнуло в голове Избора.
В любом живом существе Род оставил хоть каплю разума. Любая тварь, кроме, может быть совсем маленьких, вроде надоедливой мошкары, что сама лезет в огонь, имеет понимание ценности своей жизни. Среди всех тварей, что создал Род, лошади, были не глупее многих, и уж в их-то головах страх за собственную жизнь должен был найти место. Но это оказался не тот случай.
Колдовство, а теперь Избор не сомневался, что без него тут не обошлось, заставило коней потерять голову и забыть страх перед смертью. На его счастье, на пути через лес им просто не встретилось достаточно толстое дерево. Попадись оно им, конь вряд ли свернул бы, а просто втемяшился в него бы и все…
Не сбавляя скорости, конь несся к обрыву. Чувствуя чем это может кончится Избор что было силы натянул поводья. Он откинулся назад, задирая конскую голову вверх, но конь уже не выбирал дорогу глазами. Ему все равно было где и как мчаться. С вывернутой шеей он продолжил свой гибельный бег. На счастье Избора уздечка треснула, и он, потеряв равновесие, свалился с коня.
Земля приняла его ласково — не убила.
Удар только обездвижил его. Боль пронеслась по нему быстро и безжалостно, как отряд всадников. Она сжала внутренности, не позволяя не только пошевелиться, но даже и вдохнуть хотя бы глоток воздуха. Перебарывая ее, воевода захрипел, пытаясь перевернуться, но тело, занятое борьбой с болью не слушалось. Сквозь круги, что сверкали перед глазами, он увидел ковчежец. Шкатулка, выпавшая из-за пазухи, лежала у него под носом, блестя открытой крышкой, а рядом с ней полу засыпанный землей блестел талисман.
Что-то внутри него заставило воеводу сделать невозможное — сломав боль он неуклюжим движением сунул «Паучью лапку» назад в ковчежец и обессилевший привалился к дереву. Боль не отняла у него разум. Он понимал, что случилось. Талисман оказался вне шкатулки. На минуту, на секунду, на мгновение, но он был под открытым небом.
По укоренившейся уже привычке он посмотрел вверх, отслеживая остроголовых, но вместо них увидел как его обезумевший конь, в последний раз, оттолкнувшись от земли, взлетел в воздух. Он не понимал что делает. Уже в полете, он попытался оттолкнуться от пустоты, что разверзлась под ногами, и продолжил свой путь, но положенные Богами законы можно нарушать только Богам. Взбрыкнув ногами, конь пропал из виду.
Избор вскочил на ноги, но острая боль в животе усадила его на корточки. Боком, словно подбитая ворона он сумел доползти до обрыва и заглянул вниз.
Коню повезло меньше, чем ему самому. В этом месте озеро хоть и выстелило близкое дно мягким песком, но красоты ради оставило в нем несколько гранитных валунов. Конь напоролся на них и теперь превратился в кучу мяса, в корм для рыб. Вода вокруг валунов клубилась розовым дымком, в котором уже сновали мелкие рыбешки, свернутая на бок голова разглядывала дно.
Избор откинулся назад. Ему досталось меньше, чем коню, но все-таки досталось. Саднило щеку, пекло ободранную руку, но боль постепенно уходила в траву. Он поднялся, зашипел, словно наступил на ежа и, но уже не уселся, а выпрямился и, прихрамывая, побрел назад, собирать свое войско. На ходу он осмотрел ковчежец. Для него падение тоже не прошло даром. На крышке появились новые царапины.
Путь, который взбесившийся конь проскакал за несколько мгновений, Избор преодолел почти за полчаса. Он не боялся заблудиться. Свой последний путь до обрыва конь пролетел прямо, словно пущенная из лука стрела, оставив за собой просеку из смятой травы и растерзанных кустов. Прогулка пошла воеводе на пользу. Кровь на руках подсохла, и ушибленная нога начала сгибаться. На поляне он увидел Гаврилу. Хозяйственно расположившись около мешков, он сидел и растирал шею.
— Живой? — спросил Избор. — Руки-ноги целы?
— Живой. А чего про шею не спрашиваешь? Чуть шею не сломал…
Избор со стоном сел рядом.
— Подумаешь, потеря… А и сломал бы — невелика беда. Главное, что бы руки целы остались…
— Нет. Голова тоже нужна… Целится как-то нужно?
Избор сам покрутил головой.
— Для этого и моей головы хватит… Твоя-то еще зачем?
Они посмеялись, кривясь от боли.
— А хазарин наш где?
— Наверное, над конем плачет. Они хазары все такие…
— Думаешь и у него тоже…?
— Нас не так много и все мы рядом, — серьезно сказал Избор. — Если по одному бьют, то всем достается…
Ветки на другом конце поляны раздвинулись, и они увидели сотника.
— Эй! — негромко позвал он. После того, что случилось с конями, он готов был увидеть на поляне целую кучу остроголовых и песиголовцев и поэтому решил не рисковать. Хромая он подошел к ним. Его ни о чем не спросили. Все и так было ясно, но он сказал сам.
— Мой-то в дерево… Со всего маху…
— Убился? — В голосе Гаврилы не слышалось ни капли сомнения.
— Дерево сломал…
Он потрогал плечо, поморщился. Коней у них теперь не было, а это означало, что выходить из леса придется пешком, и их мешки поедут не на конях, а на них самих. Стараясь найти во всем этом хоть что-то хорошее, Исин сказал.
— Зато теперь в любой норе спрятаться можно…
— Да-а-а, — согласился Гаврила. — С конем в дупло не влезешь.
— Но как они нас нашли?
— Никак. Успокойся….
Избор повернулся и охнул — в боку стрельнуло, словно кто-то маленький и злой кольнул шилом. Он выругался и стал растирать бок.
— Если б они нас через колдовство найти могли бы, то давно бы уже тут были… — поддержал друга Гаврила. — Сейчас, верно, по всей округе лошади калечатся… А то и по всей Руси. Талисман-то, похоже, только нас оберегает. Так что ты давай за мешками присматривай.
— А талисман?
Избор успокаивающе похлопал себя по груди.
— Подальше положишь — поближе возьмешь!
Про то, что там произошло с талисманом, он ничего не сказал.
Глава 29
Теперь они не шли, а пробирались между деревьями. Избавив их от коней, маги остроголовых в конце концов оказали плохую услугу самим себе. Если раньше беглецы нуждались хотя бы в звериных тропах, что бы проехать, то теперь они шли вообще без дороги. Шедший впереди Избор просто чувствовал направление и оно, словно три медленно летящих стрелы прошивали лес по прямой. До цели — Киева было уже не далеко. Гораздо ближе, чем до Пинска. Оставалось только это «немного» преодолеть без потерь.