Показывать его слепцам не имело смысла, но он все-таки сделал это.
— Скажи-ка только, богатырь, как звать того негодяя над которым свершился Божий суд?
— Челнак, — медленно и отчетливо произнес Исин, ища на их лицах следы замешательства, но к его разочарованию старики проглотили это имя без всякого волнения.
— Одно только затруднение, однако, — сказал молчавший до сих пор Никуля, — Одно, но большое. Ничего не выйдет.
— А что такое?
— Все слова на «С»?
— Да! — подтвердил Исин. — Все!
— И Челнак тоже?
Исин заколебался. Упрек был справедлив. На лице Никули мелькнула досада — при такой привередливости можно было остаться и вовсе без денег…
— Мы, конечно, можем назвать его как-то иносказательно, — начал объяснять Никуля.
— Например: «Сукин Сын», — предложил Перерим. Он повторил эти два слова про себя и удовлетворенно кивнул. — Да. Сукин сын это очень хорошо и прекрасно ложиться в нужный размер стиха, но такая замена, возможно, лишит стих для вас изрядной доли очарования…
— Конечно! — сказал Перерим. — Решите, как нам быть?
Исин подумал и решил затруднение:
— Ладно, Пусть Челнак останется Челнаком, но он должен быть там единственным исключением!
Головы у стариков действительно работали как надо. Посидев минуту — другую с закрытыми глазами Перерим встрепенулся и начал:
Когда отзвучал последний аккорд, Никуля спросил:
— Ну, как? То, что нужно?
Прищурив глаз, Исин заметил, глядя на Избора.
— Вообще то там были не судороги… Избор тоже помнил, что погиб посланник магов из Вечного города Челнак от серебряного гвоздя. Буква «С» и была им выбрана именно с тем расчетом, чтобы дать старикам возможность проявить осведомленность об этом, но ничего не получилось. Либо эти гусляры не знали ни чего о Челнаке и его печальном конце, либо у ни хватило ума вывернуться из этой ловушки.
— Молодцы! — похвалил их Исин. — Ловите.
Он бросил золотой Перериму, и тот быстрым движением вытянув руку, подхватил монету в воздухе. Никуля при этом даже не вздрогнул, словно видел, что монету бросили его напарнику. Избор покачал головой. Ловкость стариков была удивительной.
— Это еще что! — сказал Никуля. — В прошлом году, на пиру у князя Владимира повелел он себя потешить и сложить песню о боярине Покрасе и тоже, чтоб все слова были на одну букву. Так мы и это сделали и получили по рубахе с княжеского плеча.
Он тряхнул подолом, хвалясь рубахой.
— А не сложили бы? — поинтересовался Избор.
— Медведями затравили бы… — равнодушно ответил Перерим. Пережитая опасность уже не казалась опасностью.
— Круто… — с уважением сказал хазарин.
— А у нас тут все крутые. Вот взять, к примеру, богатыря нашего Илью Муромца, Он тут недели три назад усадил нас перед собой и пообещал убить, коли мы про него доброй былины не сложим.
— А он, кстати, скорбен был сильно по случаю великого перепою, — добавил для ясности Никуля. — Он то, конечно человек простой, наших, крестьянских кровей. Ему простая песня нужна была безо всяких там изысков…
— Два только условия поставил: чтоб длинно было, и чтоб про жену его, да про нас там было…
— Ну и как?
— Пришлось сочинить. У него кулак знаешь какой? Во. Убил бы и не вспомнил бы.
— Ну и понравилось ему?
— Раз живы, значит понравилось. Если еще золотой дадите — споем!
Избор ждал этого продолжения и решил им воспользоваться, что бы проверить насколько ловок Никуля.
— Держи!
Никуля безошибочно поймал монету двумя пальцами и сунул ее в какую-то прорезь на одежде.
— Песня длинная будет, — предупредил он устраиваясь поудобнее…
— В тот раз тем и спаслась, что до середины допели, а он взял да уснул, — сообщил Перерим.
— Ладно! — сказал молчавший до сих пор Гаврила. — Кончайте вы это все. Пора. Солнце вон не гвоздем прибито.
— А куда торопиться, — наивно спросил Никуля. — Вон еще, сколько не съедено-то…
— Это у вас, старичье дел нет, а богатырям сидеть некогда.
Перерим встрепенулся и обиженно переспросил.
— Это у нас-то дел нет? Да мы и сейчас при деле!
— Что же это за дело такое, под сосной сидеть? — спросил Исин.
— А мы и не сидим вовсе. Мы идем!
— Далеко ли?
Старики засучили рукава и ухватили каждый по куску мяса.
— О! Мы идем в веселое место. К князю Круторогу.
Гаврила нахмурился.
— А что там у князя?
— Надумал его волхв-оберегатель себе помощника найти.
Они замолчали, словно этого объяснения было достаточно.
— Об этом мы уже наслышаны, только вы-то тут причем? Неужто вы еще и волхвовать умеете?
— Человек даже в баню без ушей не ходит. А где уши, там и песни — сказал Перерим.
— А где песни, там и мы.
— И что, много народу будет? — поинтересовался Исин
Перерим зажмурился и покачал головой.
— Круторог князь именитый. Гостей принимать любит, да и волхвов набежит — мешалкой не отгонишь.
Избор прищурился, вспомнил что-то, вдруг улыбнулся и спросил:
— А про Гаврилу Масленникова, любимого княжеского богатыря сказки знаете какие-нибудь? Или песни, какие…
Старики встрепенулись, чувствуя поживу.
— Знаем, знаем! А как же. И про Гаврилу и про друзей его богатырей….
— А про Избора-богатыря? — быстро переспросил Гаврила. — Про этого знаете чего-нибудь?
На лице Перерима расплылась умильная улыбка.
— Ну а как же… Это же… Да мы… Да он…
Никуля не дал другу расползтись мыслью по древу и деловито прервал его.
— А еще золотые у вас есть? За золотой расскажем.
Глава 33
Жил да был на белом свете богатырь Избор.
Не то что бы сильно могучим был — были у князя Владимира и посильнее богатыри и Илья Муромец и Алеша Попович и Рахта с Сухматом, и не то что умный шибко — поумнее в Киеве богатыри были, хотя богатырю ум только в неприятность. Кто по голове бьет, всегда в цель попадает. Оно и понятно — в большой лоб попасть всегда легче.
Справлял Избор свою службу ратную по разным местам. И в Киеве и в Чернигове и в дальних заморских странах и были все им довольны. Врагов он бил исправно, до смерти, честь богатырскую не ронял, добывал князю чести, а себе славы да золота красного на пропитание. Послал его как-то князь Владимир в края дальние на помощь императору заморскому. Пошел Избор своей волей и княжеским наказом. Ой не легкий путь ему под ноги выкатился! В тех и краях лето — не лето и зима не зима. Племен разных повидал — тьму и у всякого своя особица.
Отслужил Избор в войске сколь положено, разогнал-побил врагов императорских великое множество и назад в Киев отправился.
Путь домой всегда короче кажется. Идет богатырь торопится, ногами резвыми двигает, как каравай под гору катится. Уж совсем, было, до Киева добрался, как, попался ему на пути колдун злой, безыменный. Сидит колдун в горах Рипейских в земляной норе в каменном ларе, злые ветры пускает, непогоду делает, посевы корчит.
Говорит колдун богатырю.
— Что ж ты, мил человек, все мимо ходишь, в гости не зайдешь, добрым словом не приветишь?
Огляделся богатырь, словно не понял с кем это злой колдун — собака беседует, и отвечает.
— Ах ты, колдун незнаемый, морда твоя хитрая! Что же ты меня упреками упрекаешь, а ведь я тебе даже не родственник?
Так вот с малости завязалась у них распря нешуточная.
— А пошли выйдем, — говорит колдун. — Подеремся, силой померяемся!
— И то! — говорит Избор. — А то иду от самого Царя-города, и подраться мне не с кем, силой померяться!