— Если уж тебя такими камнями не придавило, то, что тебе эти недомерки сделают?
Полчаса, отпущенные Избором и после которых Гаврила мог начинать плясать, прошли.
— Ну-ка, а сейчас пошевели — попросил лекарь Масленникова. Пальцы шевельнулись. Сперва осторожно, словно Гаврила пробовал их на прочность, а потом все смелее и смелее.
— Не чешется?
— Нет, — удивленно сказал богатырь.
— Не болит?
— Нет.
В этом коротком слове смешались восторг и удивление. Не дожидаясь предложения, Гаврила осторожно подтянул ногу к себе.
— Все в порядке?
Он не ответил — он рассматривал ногу, а потом начал осторожно гладил ее руками, ощущая под пальцами гладкость кожи. С этой ногой только что на его глазах произошло чудо! И это была не чья-то там нога! Это была ЕГО НОГА.
Кто знает, сколько времени он мог бы предаваться этому прекрасному занятию, но Избор предложил:
— Кончай любоваться. Надо нам отсюда вылупляться.
— Пора?
— Самое время.
Он встал на корточки, спиной уперся в камни, пробуя плечами крепость каменного свода.
— Солнце, наверное, уже на заходе, а поскольку удача сегодня на нашей стороне мне хотелось бы еще до заката повидать Картагу в его логове.
Выйти из западни они могли только одним способом — разломав ее. Делать это втроем было тесно, но Избор понимал, что в одиночку он с камнями не справится. Он посмотрел вниз. Скорчившийся у него в ногах Исин, помогал Гавриле вытащить другую ногу из-под завала. Тот уже бойко шевелился, коленями ударяя воеводу по икрам.
— Ну, все вместе… — скомандовал воевода, когда все устроились.
Он уперся спиной в вершину, а ноги положил на камень, что едва не убил Гаврилу. Теперь он висел над копошившимися внизу товарищами, а те, встав на колени, снизу навалились на камни, между которыми виднелась щель.
— Раз! — просипел Избор.
Глыба качнулась, но тут же вернулась назад, придавив пальцы кому-то там внизу.
— Два!
Со второго раза камень сдвинулся с места и скатился вниз. Избор упал на Гаврилу, что-то хрустнуло, откуда-то донеслось мелодичное — «Дзинь» и он замер, даже не пытаясь подняться. Этот звук был настолько узнаваем, что и Исин и Гаврила тут же нырнули назад, под защиту камней. Стрела, лязгнув по камню, отлетела куда-то в сторону. Несколько секунд они неподвижно лежали друг на друге. Нащупав Гаврилову ногу, Избор спросил:
— Как нога?
— А что ей сделается? — ответил Гаврила.
— Все нормально? — удивился Избор.
Гаврила обвел взглядом камни, словно ответ на этот простой вопрос требовал именно этого.
— Я слышал, что что-то хрустнуло, — озабоченно сказал Избор. — Жаль будет, если это вторая твоя нога.
Гаврила покосился на распластавшегося рядом Исина.
— Я рад, что ничего другого тебе не жалко, но, по-моему, это что-то у Исина.
Хазарин попытался что-то прохрипеть, но воевода только поглядев на него, ответил:
— За него я теперь не боюсь. Ему теперь сто лет сносу не будет… Что сломалось?
Исин, поняв, что обращаются к нему, поискал за спиной.
— Это, наверное, клещи, — сказал он.
— А если кувшин?… — спросил Гаврила.
В нос бил запах камня, стертого в пыль, но запаха влаги в нем не чувствовалось. Исин прочихался и сказал:
— Возможно, что и кувшин, только для того чтобы узнать это тебе придется с меня слезть. Мешок где-то подо мной…
Глава 49
Гаврила сполз с сотника, стараясь не высовываться из-за камней, но их движение было замечено старичками и они пустили по ним еще несколько стрел. Лежа на спине Исин перебросил мешок воеводе, а тот даже не поинтересовавшись, что стало с кувшином, отложил его в сторону.
— Ну, что? — спросил Гаврила. — Чем добру пропадать, может, выпьем?
— Ничего. Кувшин цел, — сказал Избор. — Понимать должны, что не простой ведь кувшин, если Мертвую воду держит, заговоренный…
Он перекатился со спины на живот и, выбрав между камнями щель пошире, стал отыскивать старичков, но никакого движения там, наверху, не было.
Избор смотрел и ничего не видел. Мало того, что снизу вверх смотать было трудно, так еще и солнце почти взгромоздилось на вершины гор и слепило глаза.
— Сидеть нам тут пока третья нога не вырастет — мрачно пошутил Гаврила — Куда не двинься, все у них как на ладони.
И в самом деле, сейчас их закрывали от старичков только передние камни. Только находясь под их защитой, они могли чувствовать себя в относительной безопасности.
Избор задумался. Старички прекрасно понимали, что они не могли сидеть тут до бесконечности. Волей-неволей им придется вылезать из укрытия, и тогда они станут хорошей мишенью для удобно устроившихся где-то в камнях стрелков. Мысли лезли в голову не веселые и он был рад, когда Исин отвлек его от них. Он заерзал по камням, и старички тотчас пустили в них стрелы.
— Чего не лежится? — спросил Избор, отрываясь от щели.
— Спина чешется.
— Это у тебя не примета, часом? Не к неприятностям?
— Нет. Не примета. Это смола.
— Смола? — повторил Избор. Если он раньше не обращал на это внимание, то после слов сотника он и сам почувствовал, как зудит его собственная кожа. Он завернул руку за спину, что бы почесаться и почувствовал под пальцами влажную от пота ткань. И тут его осенило. Достав нож, воевода отрезал кусок рубахи.
Исин обернулся на треск.
— Что это ты вдруг? Повеситься захотелось? Так я бы веревку дал.
Избор молча продолжал делать свое дело.
— И рубахи тебе не жалко?
— Жизнь дороже.
Сложив полосу в несколько раз, он через минуту уже держал в руках длинный белый жгут.
Исин не спрашивал, а Избор, хотя и не делал я тайны из своего занятия, но и ничего не говорил, однако, когда Избор зашарил вокруг себя в поисках подходящего камня спросил:
— Зачем?
— Да вот, видишь, пращу сделал. Пока лук не добуду, постараюсь ей обойтись. Стрела это, конечно хорошо, но камнем в лоб тоже, по-моему, не плохо? А?
— Ты этот лоб найди сперва, — пробурчал Гаврила, — а потом встань и размахнись. Да они же тебя за это время стрелами истыкают…
Избор отложил в сторону уже готовую пращу и безо всякой укоризны сказал:
— «Истыкают». Я думал, что ты мне поможешь,
— Ты думал! — проворчал Гаврила. — Ты думал, а я точно знал, что тебе без меня тут не справиться.
— Ну, раз ты такой добрый, то пробегись вон до того камня…
Он показал, где тому надо оказаться. На мгновение Гаврила высунул голову, и, уберегая ее от стрел, убрал обратно.
— А поближе ничего нет? — мрачно спросил он. До облюбованных Избором камней было шагов тридцать, и все тридцать вверх по склону, навстречу лучникам.
— Ничего с тобой не случится, — успокоил его Избор. — После воды пусть тебя хоть всего стрелами истыкают…
— Не хотелось бы… — сказал Гаврила. Он, немного приподнявшись, посмотрел на свои ноги. Ноги оказались на месте, а вот сапоги… Обрывки штанов заканчивались где-то около коленей и дальше шла его собственная кожа. С ногтями и волосами.
— Кто бы сапоги одолжил, — на всякий случай спросил он.
— Без сапог резвее будешь, — серьезно возразил Избор. — Тебе же лучше.
— Ну ладно, решился Масленников. — У вас, я смотрю, снега зимой не выпросишь.
Он поднялся. Прорыв ветра отбросил волосы назад и Гаврила прыжками бросился к камням, на которые указал Избор.
С дисциплиной у гномов было явно плохо. Вместо того, что бы ограничиться одной стрелой, четверо лучников, движимые конечно, самыми лучшими побуждениями, вскочили и не желая упускать такую возможность, стали пускать в Масленникова стрелу за стрелой. Что двигало ими — излишнее рвение или азарт сказать было трудно, но в одном и не было никаких сомнений: старички стреляли, и не думали, что сами стали целью для более умного охотника. Этот небольшой промежуток и был временем воеводы. Временем, отведенным на возмездие.
Возможно, где-то среди камней, затаились еще лучники и их следовало опасаться. Поэтому Избор появился передними в длинном прыжке. Подпрыгнув, и переворачиваясь в воздухе, он вылетел из-за камней, сжимая в руках пращу. Коснувшись ногами камней, он резко выбросил руку вперед. Праща описала плавный полукруг, и сорвавшийся с нее камень улетел вверх, к стрелкам. Не дожидаясь результата, Избор отпрыгнул в сторону и вверх, еще раз взмахнул рукой. Он не знал, сколько старичков еще сидит в камнях и насколько умело они обращаются с оружием, да он и не хотел этого знать, а тем более проверять на собственной шкуре.