Та задерживалась, и маг, глядя на жизнь дикарей, стал размышлять над тем, как ему быть дальше.
Всё, что случилось, было не так хорошо, как хотелось бы ему самому, но и не так плохо, как хотелось бы его врагам. Удар, что он получил, не был сокрушительным, но всё же это был удар.
Маг вздохнул, покачал головой. Как хорошо обернулось бы всё, если б у Митридана хватило бы ума остаться ещё хотя бы на сутки! Всего лишь на сутки!
«Дьявол! Куда же он делся?»
Он в досаде щёлкнул пальцами.
Звук вернул его в реальный мир. Варвары вокруг жрали, ругались, хохотали… Из кухни несло запахом свежего хлеба. Желудок сжался, робко напоминая о жалком естестве человека.
«И куда делся этот отрок с курицей»?
Колдун сбежал — пол беды, найдётся, не иголка всё-таки, а вот куда курица подевалась?
Игнациус привстал, из-за спин выглядывая нерасторопного отрока.
Нашёл. Ну, конечно вот он около кухни трётся.
Мальчишка наконец-то отклеился от очага и с курицей на подносе поспешил к нему. Словно водомерка, обегающая листья кувшинок, он огибал пьяных, направляясь к его столу. Маг вернулся на скамью, шевельнул носом, в предвкушении животного удовольствия, но тут перед мальчишкой возник давешний рыжий, что попался ему на глаза у пожарища. Он остановил мальчишку, и начал что-то расспрашивать… Отрок дёрнулся, пытаясь его обойти, но тот снова заступил дорогу. Ребёнок смешно вытянул шею, отыскивая его глазами, но тут рыжий загородил его от взгляда мага.
«Дикари, — подумал Игнациус, — никакого уважения к постояльцу, словно у них от постояльцев изжога бывает…»
Отчасти даже довольный тем, что всё кругом даже хуже, чем рассчитывал, он сызнова нырнул в свои мысли, что б там дождаться мальчишку…
…Когда ещё первый раз Василёк говорил с новым постояльцем, то понял, что не с простым человеком его жизнь свела, потому и постарался услужить. С мёдом-то хорошо, быстро получилось — нашёлся кувшин прямо на кухне, холодненький, в погреб лезть не пришлось, а вот с курицей… Пока поймали, пока ощипали… Ушло время. Не много конечно, но пару поприщ пробежать можно было бы. А видно было как мается постоялец, всё высматривает, высматривает…
А уж когда всё поспело, и хлеб как раз из печи вынули, тут, как назло, ему рыжий этот на пути попался.
Остановил он его на самом выходе из кухни. Василёк проворно нырнул в сторону, чтобы обойти, но тот нарочно загородил дорогу.
— Для кого курица?
Поперечник нахмурился так, словно и впрямь имел право спрашивать таким голосом, но Василёк не испугался. А чего бояться-то? У него нож за сапогом торчал, да и не где-нибудь дело шло — в корчме, у людей на виду.
— А тебе какое дело? — ответил, задорясь. — Заплати — и тебе принесу.
Он не успел повернуться, чтоб обежать его, как рыжий больно щёлкнул его по носу. Другая рука крепко ухватила его за плечо, не давая сдвинуться с места.
— Не моё дело, точно… Всё сразу понял… Маленький, а умный… Княжеское дело это. Так кому?
Княжеским именем всякий бросаться не будет. Василёк нахмурился, как взрослый. Понятно стало, что не со случайным человеком говорит — с соглядатаем княжеским. Слыхал он про таких, говорили люди в корчме. Попробуй такому не ответь — сразу на колу окажешься. Василёк упрямиться не стал.
— Да вот тому. С не нашей рожей несу…
Он хотел, было показать рукой, но соглядатай не дал ему поднять её. Остановил, а сам незаметно, словно и глядел в другую сторону, покосился на гостя, и с коротким смешком согласился.
— Да… Рожа у него действительно не наша… Чужая у него рожа-то…
Не успел Василёк глазом моргнуть, как рыжий поперечник достал из рукава пузырёк и вылил, что в нём было на курицу. Василёк ахнул, дёрнул блюдо к себе, — виданное ли дело еду портить — но рыжий ткнул его пальцем в грудь и мальчишка почувствовал, как вдруг окаменели руки и ноги, и сам он превратился в кусок дерева.
— Ничего… — бормотал рыжий соглядатай, словно бы и не заметив этого. — Мне на пользу, и курице уже не повредит… А про этого…
Он бросил назад косой, незаметный взгляд.
— Про этого пусть другие думают…
Василёк стоял ни жив, ни мёртв, а соглядатай вперил взгляд прямо в его душу. Глаза его заполнили мир, в котором гремел чужой голос.
— А ты всё позабудешь. Меня не помнишь, не знаешь, никогда не видел…
Морок соскочил и Василёк, тряхнув головой, посмотрел в сторону рыжего, что, посторонившись, пошёл к дверям, ведущим на улицу. Мальчишка плечами пожал, словно что-то тягостное с души сбрасывая, и побежал дальше к заждавшемуся гостю…