— Не твоё это дело мне советы давать, понял? Сам разберусь.
— Почему же не моё? — Обиженно переспросил волхв. — Я ж не советую тебе как дружину в бой водить? Я тебе по своему ремеслу посоветовать могу, да и помочь даже.
… «Если заднюю лапу крокодила высушить, растолочь и перетереть с корнем травы сацин, то употребить её на пользу потерявшему удачу можно, если порошок тот рассыпать точно в полнолуние, и произнести надлежащее…»
Митридан вёл пальцем по строке, морщась каждый раз, когда приходилось вспоминать ромейские слова Книга была умной, но написали её лет триста назад, и язык за это время успел измениться. Приходилось останавливаться и рыться в памяти, чтоб понять, что имел в виду тот, кто каллиграфическим подчерком исписал свиток. Тень от пальца то густела, то становилась прозрачной, почти невидимой, когда огонёк свечи вжимался в свечку. Труд, однако, того стоил. В свитке давался точный рецепт наговора на удачу, что считался утерянным ещё двести лет назад. Не отрывая пальца от строчки, колдун покачал головой. Вот что уж наверняка не помешало бы ему — так это удача. В таком деле без удачи не обойтись!
«Одно плохо, — подумал невесело колдун. — Не найти тут сушёного крокодила, да и „надлежащих“ слов в свитке нет».
Он приготовился читать дальше, впрок, но от окна послышался звук, будто бы кто-то провёл по ставне острым железом. От неожиданности колдун ухватился рукой за амулет, что висел на шее, но тут же отпустил его. Нечего ему было бояться. Пока, по крайней мере. Вряд ли в городе нашёлся бы такой смельчак, что пришёл бы к нему без приглашения, да ещё не через дверь, а через окно. Мало того, что знали люди кругом, что связываться с ним опасно, так ведь ещё и жил в двух шагах от княжеского терема. Сам князь, разве что пришёл, только этот под окном скрестись не будет. Характер не тот. Тот всё в дверь, да ногой… Нет. Не князь. За окном висела ночная тишина.
Колдун поскрёб голову, вздохнул, опусти взгляд на бумагу, задумался.
Хорошо, конечно, когда князь рядом — и в обиду чужим не даст и деньгами одарит, но с другой стороны иногда урону от такой близости куда больше, чем от злого хитника. Тот хоть унесёт, что в руки взять можно, а князь может под горячую руку голову смахнуть и в душу наплевать. Ох, не зря умные люди советуют подальше от власти находиться. Только как удержишься? Ведь, чтоб далеко прыгнуть надо и высоко забраться, а он собирался прыгнуть ох как далеко…
Он задумался, позабыв по стук, но тот повторился, оборвав мысли.
Прислонил ухо к ставне, прислушался. Сразу стало слышно, как кто-то шевелится там, скребётся, просится внутрь.
Митридан открыл окно и отодвинул ставень. За окном разлилась темнота, сквозь которую, облитые скудным звёздным светом виднелись стены домов и сараев. От сырой земли поднимался запах чего-то гнилого, каких-то помоев. Сырой ночной воздух в окне взвихрился и рванулся вовнутрь вместе с большой коричневой птицей. Когти клацкнули по дереву. Птица!
Ручной сокол проскакал по столу и застыл над древним пергаментом, наклонив голову, рассматривая и узнавая. Колдун остался недвижимыми, только сердце стукнуло по особенному, колыхнулось в груди. Не чужой сокол-то был, ох не чужой… Осторожно, стараясь не спугнуть птицу, он закрыл ставни, натянул на руку плотную рукавицу из кожи. Птица сидела, смирно оглядывая колдуна, словно ждала от него какого-то знака.
Митридан протянул руку и сокол, шумно взмахнув крыльями, уселся на неё. Колдун приподнял птицу повыше, поднёс к светильнику. Так и есть. Сокол прилетел с вестью. Сердце сжалось и по спине словно сквознячок прокатился. Знобливый такой, холодненький.
Колдун передёрнул плечами, подобрался.
Трёхмесячное сидение княжеским гостем в этой глуши сразу обрело смысл. Не тех шапок золота и жемчуга, что удалось вытянуть у хозяина, а настоящий смысл. Смысл, понятный посвящённым в тайну.
Не в силах сдерживать более нетерпение, Митридан сорвал послание с птичьей лапы и, не глядя, сунул птицу в клетку. Сокол обиженно пискнул, но человеку было не до него. Он не стал оттягивать, прошептав сквозь стиснутые зубы. «Если получилось, то получилось, а если нет…Тогда получится в другой раз!»
Кусочек кожи развернулся в его руках. На пергаменте, так что не заметить было не возможно, разместились две перекрещенные косым крестом чёрных палочки. Несколько мгновений он смотрел нан их, соображая не кажутся ли они ему, не морок ли всё это, а потом, не удержавшись на ногах от нахлынувших чувств, упал на лавку и уронил голову на стол. Птица в клетке заорала, словно предупреждала хозяина, что он всё понял не правильно, что не надо отчаиваться, но колдун уже пришёл в себя от нежданной радости и грохнул кулаком по столу.