Я упрямо покачала головой.
— Не могу я так, Бьерри, не могу. Просто… — я осеклась, не зная, как объяснить, насколько же важно было для меня не допустить этой казни.
Старый законник понял меня без слов, но лишь укоризненно покачал головой.
— Будь ты действительно моей дочкой, обругал бы да в комнате запер, пока не поумнеешь. Но… — вздохнул он. — С тобой такое не пройдет, а жаль. Ну, раз о себе не думаешь, вспомни, чего бедняге Стефано стоил прошлый такой «невиновный».
Я помнила, может быть, даже слишком хорошо. Тогда определители тоже однозначно считали четкий ментальный след на преступнике и жертве, но краткого ментального контакта хватило, чтобы почувствовать, что обвиненный менталист находился под влиянием кого-то третьего.
Стефано поверил мне. Притащил ослабевшего от долгого сидения в карцере мужчину чуть ли не на себе, тщательно записал все мои показания и заверил их собственной печатью. А потом, обернувшись на пороге, пообещал, что уж это дело он точно из рук не выпустит, пока не добьется оправдательного приговора. И глаза его горели неподдельным охотничьим азартом, смешанным с восторгом от первого сложного самостоятельного дела.
Это был последний раз, когда я видела Стефано Пацци в стенах Бьянкини. Много позже Бьерри рассказал мне, что он перевелся — по крайней мере, именно так ответил ему комендант, когда старый законник окончательно замучил его вопросами. Бьерри передал это мне, но в его голосе отчетливо слышалась неуверенность. Мне подумалось, что он уже успел справиться у своих коллег из других городов, стоявших на землях Веньятты — а может быть, даже успел послать пару запросов в Ромилию или Аллегранцу — но все оказалось без толку. Стефано Пацци бесследно пропал.
Осужденного казнили неделю спустя.
Бьерри неловко вздохнул, глядя, как я до побелевших костяшек пальцев стиснула решетку. Сейчас он, казалось, искренне сожалел о том, что вслед за Пауком вновь поднял эту тему.
– Χорошо. Я сообщу коменданту, — сдался он.
— Много ли он сможет сделать, Бьерри?
Законник поджал губы. Подобное мнение в Бьянкини разделяли почти все.
— Пожалуйста, приведи господина главного дознавателя, — повторила я с легким нажимом.
— На твоем месте, я бы не надеялся так на его помощь, — буркнул Бьерри. — Благородный лорд ради простолюдина руки марать не станет.
— Пожалуйста, прошу. Пока в городе безнаказанно совершает убийства сильный менталист, все жители Веньятты в опасности. Все.
Бьерри замялся. Я смотрела на него, пока он, сердито мотнув головой, не отвернулся.
— Ладно, дочка, попробую. Но не ручаюсь, что из этого выйдет что-то путное. Все-таки господин главный дознаватель — это не Стефано Пацци.
Да. Именно поэтому я считала, что у него были все шансы довести дело до конца.
Я ожидала, что Паук появится в Бьянкини не раньше середины дня и рассчитывала встретиться с ним уже в рабочих комнатах, но не прошло и часа, как главный дознаватель объявился прямо в тюрьме. Это было странно: неужели он оказался где-то на полпути к центру, когда по распоряжению Бьерри ему передали мою просьбу?
Быстрые шаги законника эхом отдавались от каменных стен коридора.
— Артефакт готов? — отрывисто спросил он, как только приблизился к моей камере.
Я замялась. В руке Паука блеснул ключ. Отперев решетку, он, не слушая возражений застывшей неподалеку охраны, вошел внутрь и размашистым шагом направился ко мне. Я замерла, сидя на краешке кровати.
Он навис надо мной, прожигая макушку мрачным взглядом. Его длинные пальцы — единственное, что попадало в поле зрения — напряженно сжимались и разжимались.
— Вы бледная.
Мне показалось, я ослышалась.
— Что?
Я ощутила прикосновение его энергии к своей — легкое, осторожное. Странно, но черная разрушительная магия Ниаретта, этот темный вихрь, едва поддающийся контролю, казалось, притих, едва коснувшись меня.
— Вы утомлены, — заключил Паук. — Вам требуется отдых от работы. Я распоряжусь.
Не дожидаясь ответа, Паук развернулся и уверенно подошел к шкафу. Настежь распахнул дверцу, поморщившись от скрежещущего звука петель, пробежался взглядом по ряду одинаковых серых и черных платьев, по ровным стопочкам белья и чулок. Наклонился, на мгновение скрывшись за створками шкафа, но тут же отшатнулся, словно обжегшись, и вновь коршуном закружил по камере. Я растерянно наблюдала за этим, ожидая, когда Паук, наконец, соизволит вновь обратить на меня внимание. В душе медленно закипала ярость, и я нервно комкала подол платья.