«Может ли „Независимость“ наложить арест на всю сумму, учитывая невыполненные обязательства „Алькада“?!»
Встречные молодые люди мельком скользили взглядом по моей непокрытой голове. Некоторые кивали.
Неодобрение их мог вызвать лишь иудей, нарушавший Тору. Люди других конфессий и верований не несли от рождения никаких особых обязательств перед Богом!
Я пришел к телефону-автомату на гору Герцль рано и еще минут двадцать ходил по аккуратно подстриженным лужайкам, где были захоронены почти все главные политические фигуры Израиля. Их было не так уж много за пятьдесят лет существования государства. Несколько скромных черных плит. Никаких барельефов. Могилы жен рядом с их мужьями. Камешки на плитах вместо цветов. Ниже по склону и в стороне по линейке тянулись могилы погибших в войнах — скромные, одинаковые, отличающиеся одна от другой только именами на плитах. Ни один человек не встретился мне за это время. Ни посетитель, ни сторож. Над военным кладбищем на горе Герцль в Иерусалиме витали целомудренные сны мертвых.
Одинокий телефон-автомат внезапно зазвонил. Я взял трубку. На проводе был Джамшит. Я коротко доложил о главном, о ситуации с чеком. Джамшит обрадовался:
—Бумага очень нужна. Срочно оставь где договаривались.
Он говорил о тайнике в Цветных Камнях, по дороге в Гило. О нем знал только Рембо.
—Теперь Николай, следак…
Он сразу понял.
Из пяти с лишним десятков синонимов к слову «убить», в том числе более или менее понятных, типа «дернуть вглухую», «замочить», я выбрал, на мой ментовский взгляд, далекий от расшифровки, хотя и не точный:
— Взяли под галстук…
— Ясно! — Это был его родной язык.
— Пастора тоже… — Я подвел итог: — Все! Проехали!.. Кормит рыб… Сегодня тут большой сход…
Я, как мог, обрисовал положение.
Съехались все, кто хоть в какой-то мере был связан с кредитом, полученным у «Независимости». А также секьюрити, телохранители — они же в необходимых случаях и заказные убийцы, киллеры…
Предстоял крутой разбор.
Я пока не видел лишь наиболее важных фигур: О'Брайена и Лобана…
— Страшен сон, да милостив Господь!
— В монастыре был?
— Иду сегодня.
Мы уже заканчивали разговор. Джамшит приберег информацию к концу:
— Мне снился этот монастырь. И ты тоже. И будто юриста видят там неподалеку, в кафешке…
— Сон в руку!
—И будто ты навестил его дома. Ну, давай!
«Кафешка вблизи монастыря! И там же дом! — Это было главным. — А еще чек!»
Православный монастырь, которым интересовался Джамшит, находился на краю оживленного шоссе, недалеко от парламента и Высшего суда справедливости. Еще снаружи было заметно, что монастырь очень стар. Грубо обтесанный камень. Крепостные неприступные стены. Трогательное простодушие форм. Входить в него следовало сгорбившись под низким брусом каменной притолоки.
Туристическая группа, которую вела Лена, перед Крестовым монастырем должна была посетить еще один — Эйн-Кэрем. Мы договорились, что я буду ждать ее внутри.
Крестовый монастырь, или монастырь Креста, принадлежал греческой епархии. Прежде чем меня впустить, представитель черного духовенства через переговорное устройство поинтересовался по-русски, кто я, чего ищу, и лишь затем открыл дверь. Впускавший оказался человеком средних лет, худощавым, с изрядной плешью. Мы познакомились. Брат Евгений поведал, что всю жизнь прожил в Новороссийске, к духовной жизни пришел не сразу. Пока мы беседовали, из дверей напротив появился еще один монах — черный, худой. Заговорил с собратом на иврите. Пока монахи общались между собой, я быстро обошел храм. Он оказался невелик. Наверху находилась трапезная и печь, похожая на русскую. Ею, должно быть, пользовались по большим праздникам при значительном стечении паломников. Сегодня в трапезной никого не было, кроме кошки, нежившейся на солнце. Несколько келий, оказавшихся поблизости, были закрыты.
В Иерусалиме — не один православный монастырь. Кроме знаменитого Горнего, принадлежащего Красной, то есть советской, а ныне российской Церкви, основанного царицей, есть и монастырь Марий Магдалины, связанный с Белой, зарубежной церковью.
Однако Ламм и вся компания интересовались именно этим — греческим…
Арлекино подрядил людей Хэдли следить именно за этим монастырем. Джамшит в разговоре тоже говорил о нем.
После быстрого предварительного обследования я спустился вниз. Брат Евгений уже ждал меня. Стоимость входного билета включала и экскурсию, за которую он тут же принялся.
—…Храм древний, византийский. Поставлен на месте дерева, которое, по преданию, растил Лот. Праведник носил сюда воду за тридцать с лишним километров из источника у Мертвого моря…
Я слушал невнимательно.
История храма не могла мне помочь.
Ни О'Брайен, ни кто-либо другой из его окружения не собирались принимать постриг.
Брат Евгений рискнул объяснить, кто такой был Лот.
Библия явно не была его настольной книгой. Моисея он путал с Авраамом…
—…Дерево неоднократно меняло длину, так что из него ничего не получалось. Тогда его просто перекинули через ров. Проходившая по нему царица Савская, по преданию, упала оттого, что дерево внезапно повернулось. Его убрали. Вспомнили, когда римлянам понадобился крест — распять Спасителя…
Монах был явно обрадован, когда приехала Лена со своими российскими бабульками с парома. Туристок уже подкупил ее напор. Они забрасывали девушку вопросами.
На Лене была джинсовая кургузая курточка, топорщившаяся на высокой груди, черные в обтяжку брючки и туфли, удлинявшие и без того длинные ноги.
— Здр-л-авствуйте…
Мы чуть прикоснулись друг к другу пылавшими щеками.
Бабулькам что-то передалось. Они притихли, но… Жизнь брала свое! В том числе и личная тоже.
Причина интереса братвы к монастырю Креста открылась быстро.
—Храм основан византийцами, но с шестого века за помощь в подавлении какого-то восстания его отдали грузинам…
Я слушал внимательно.
—Под второй колонной справа похоронен великий грузинский поэт Шота Руставели. На фреске он воспроизведен в полный рост…
Имя Шота Руставели вряд ли говорило Джамшиту больше, чем кликухи грузинских воров в законе и авторитетов…
О'Брайену оно говорило о многом.
Я достал снимок, найденный мною на вилле в Рамоте. О'Брайен был сфотографирован тут, в монастыре, На фоне фрески.
—У Грузии особое отношение к храму. Посетивший Иерусалим президент Грузии Эдуард Шеварднадзе подарил монастырю икону с изображением Иверской Божьей матери, которую можно видеть на этой колонне…
Авторитет не мог это не учитывать. Благотворительность в пользу монастыря поднимала имидж миллионера. Сейчас храм переживал не лучшие дни. Брат Евгений признал:
—В период расцвета тут бывало до семисот послушников. Сейчас только десять.
Подошел монах, которого я перед тем видел, черный, худой. Прислушался. Не коллега ли? Может, возглавляет службу безопасности монастыря? Брат Евгений перевел для него на иврит свою реплику и мой вопрос:
— Паломники у вас останавливаются?
— Как правило, нет.
— А сейчас?
— Два-три человека…
Коллега брата Евгения взглянул на меня пристально. Мои вопросы становились неприлично назойливыми. Это было похоже на дознание. Я замолчал.
Бабульки уже спешили. Мы с Леной беззастенчиво обнялись тут же, в храме. Лицо Лены горело.
—Звоните…
Я снова обошел все здание. Крепостные стены. Низкая многопудовая дверь. Полная безопасность… В Иерусалиме существовал юридический казус: на внутренние помещения храмов — христианских и мусульманских — израильское законодательство не распространялось. Церкви, мечети, монастыри обладали экстерриториальностью. Уникальное явление в международном праве!