— Хотя сейчас не время. Пойдем присоединимся к нашим друзьям; у меня есть кое — какие дела в банке.
«Доверие», — подумала Шарлин, снова и снова прокручивая в голове это слово. Раньше она особенно над этим не задумывалась. Пожалуй…
Глава двадцать третья
Ночь еще не кончилась, а уже чувствовалось, что на подходе недобрая утренняя заря. Мэддок чувствовал присутствие скрытой энергии земли, влияние которой было схоже с мистическим парадом планет, приводящим к большим бедствиям. Новое сомнение охватило его, путая мысли и нарушая и без того зыбкое равновесие духа. С Кристофером по правую руку и с Катей по левую он шагал к центру города по неширокой улице. Чуть сзади шли немного отчужденные и молчаливые Марианна и Шарлин. В воздухе стоял густой, почти наркотический цветочный аромат, но даже ему не удавалось хоть в какой — то степени ослабить озабоченность и страхи Мэддока.
То и дело он порывался оглянуться назад, чтобы сказать что — то Шарлин. Однако словно Стенелеос наложил на него какое — то злое заклятье. Слова застревали у него в горле.
«Возьми себя в руки, парень! — резко одернул он себя. — Держи свои чувства под контролем!»
Мэддок словно мысленно натянул поводья, успокаивая свой мятежный мозг. Надо сказать, что ирландцу нельзя было отказать в умении управлять своей волей. Ему удалось сделать свою усталую походку существенно более твердой и даже насвистывать несколько ноток одной веселой моряцкой песенки.
Вскоре в конце улицы показалось здание, в котором размещалось управление банка «Америка Рилайант». Там в сейфе хранилось для него какое — то послание от Валентина.
— Я познакомился с этим человеком в тысяча восемьсот шестьдесят втором году, — жизнерадостно объявил он.
— Ты уже говорил это, — проворчала Шарлин.
— Он был смелый, быстрый парень. Каталонец. Он говорил, что это рядом с Испанией. Он занимался контрабандой людей, спасая их от английского генерала, который хотел найти и повесить этих людей.
Размахивая руками, он уже собрался снова рассказать историю о доблестном сражении, которое выдержали он и его друзья много — много лет назад. Кристофер и Катя охотно готовы были слушать его, да и Марианна слегка ускорила шаг, чтобы ей тоже было слышно. Но улица, к сожалению, кончалась; Мэддок остановился и набрал полную грудь воздуха, словно собираясь сказать что — то важное.
«Вот такой я трус, — подумал он. — Не хватает смелости сказать буквально несколько самых важных слов, вместо этого я извергаю потоки всякой ерунды».
Они подошли к огромному фасаду здания банка, двери которого казались совсем маленькими и были сделаны из стекла, имеющего красивый голубой оттенок. Мэддок, пытаясь оглядеть снизу все здание, едва не свернул себе шею. Он опустил взгляд, ощущая даже некоторую боль в животе, как будто эта огромная высота вполне материально обрушилась на него. Мэддок расправил плечи и направился было вверх по низким, широким ступеням. Это, пожалуй, был самый храбрый поступок в жизни ирландца, о чем дополнительно свидетельствовал его воинственно выдвинутый вперед подбородок.
Марианна, положив руку на его плечо, задержала его.
— В чем дело?
Мэддок смотрел на женщину, с трудом узнавая ее. Его лицо было бледным и неподвижным.
— Вам нужен сопровождающий, Мэддок. Вы не можете просто пойти туда и сделать ваш заказ.
— Почему бы и нет? — воинственно заявил он. Затем, глубоко вздохнув, он согласно кивнул головой: — Очень хорошо. Кто из вас окажет любезность войти вместе со мной в это хранилище денег?
— Я не могу, — возразила Марианна, — как не могут и Катя с Кристофером. Нас распознают, как только мы окажемся по ту сторону двери.
Мэддок и Шарлин с одинаковой скоростью осмыслили ситуацию. Ирландец вопросительно посмотрел на нее. Шарлин с обреченным видом согласилась:
— Я была свидетелем, когда ты нашел первое послание. По — видимому, мне придется пройти с тобой этот путь до конца.
Они вдвоем поднялись по ступенькам и вошли в обширный вестибюль банка. Здесь, внутри, не было дня или ночи, здесь непрерывно царил рабочий день, никогда не начинавшийся и никогда не кончавшийся. Вышколенная армия клерков, администраторов, курьеров появлялась и исчезала, и вновь появлялась, и вновь исчезала, образуя единый организм, представляющий собой нечто гораздо большее, чем просто сумма людей, его составлявших. Одни служащие только заступили на смену, другие уже устало позевывали и были готовы отправиться домой. Для них существовали и дни, и ночи. Мэддок всем им желал добра, независимо от того, какое время суток они предпочитали, но сам он твердо знал, что ни за какие деньги не откажется от своих ночей. Луна была его планетой, и ночная темнота была частью его самого.