— В будущее? Нет. — Валентин лениво потер пальцами подбородок. — Завтра, думаю, мы отправимся в Новый Мир.
— Этот мир уже существует?
— Америка.
Мэддок подумал и пришел к выводу, что предложение Валентина вполне приемлемо.
Глава третья
Мэддок плохо спал в эту ночь, как, впрочем, любой человек в преддверии столь крутого поворота в его жизни. Чем больше он, однако, размышлял над всем этим, тем больше хотел идти по новой дороге жизни. Одним из мотивов было не что иное, как осознание того простого факта, что в этой жизни его связывало, в сущности, очень и очень немногое.
У меня нет семьи, нет друга, нет, черт возьми, ни одного человека, который бы встал и громко сказал: «Я буду скучать по нему». Он невесело улыбнулся, лежа на земле в лесу около костра, укрывшись вместо одеяла своим жакетом. Для сохранения тепла он плотно прижался спиной к спине испанца — нет, каталонца, в который раз поправил он сам себя. Что так притягивало его в этом человеке с печальным лицом и огромном человеке-звере? Почему он с такой готовностью хочет уйти за ними в новую жизнь?
Было ли что-то неправильное в жизни, которую он вел в этой ирландской провинции, ловя рыбу или делая какую-либо иную работу днем и рассказывая свои выдуманные истории вечером?
Эта мысль совершенно стерла остатки самодовольства, которое всегда в той или иной степени присутствовало в выражении его лица. Ничего, абсолютно ничего не было в его жизни или в жизни его соседей и приятелей, про что он мог бы сказать: «Это плохо». Но ведь не было и ничего, про что можно сказать, что это хорошо. Его комната в пансионе была чистой и теплой — гораздо теплее, чем этот лес, где он лежал на берегу речушки и подрагивал от холода. Но это была маленькая, пустая и одинокая комната. Его кормили, его одевали. Но где была радость, которая должна быть в жизни человека? Неужели длинный узкий стол миссис Фланнэген — это единственный стол, который он когда-либо сможет назвать своим? «Бессмыслица», — горько подумал он. Он имел все, в чем нуждался… разве не так?
И тем не менее он был готов отказаться от всего, что имел, и идти за этим непонятно откуда взявшимся испанцем-каталонцем — черт бы его побрал! — и его странным спутником с непроизносимым именем. Он согласился на эту бессмысленную авантюру. Они сказали, что он увидит «будущее». В Америке! И это было настоящим чудом, что он, Мэддок О'Шонесси, согласен покинуть холмы графства Корк и пересечь ширь океана, чтобы очутиться среди скудной растительности пустынь этой далекой земли.
Он погрузился в сон, оставив свои заботы в глубинах подсознания. Он знал, что не спасается бегством от нынешней жизни, так как его собственной жизни здесь ничто не угрожало. С другой стороны, это и не было стремлением к какой-то определенной цели, так как Мэддок совершенно не представлял себе, что он там обнаружит. Но где-то в глубине сердца он все же знал, что бежит.
Какой-то очень тихий голос снова и снова повторял во сне:
«Ты знаешь, чего ищешь. Ты знаешь чего ищешь. Ты знаешь…»
Но когда Мэддок проснулся, то единственное, что он знал твердо — это то, что земля холодная и сырая и что каталонца Валентина от холода просто трясет.
— Черт возьми, ирландец, ну и холодная же у вас страна. — Слова Валентина прерывались стуком его зубов, а также глубокими выдохами и стонами. — Дайте мне быстро сухих сучьев. Ай, ай. Вы, наверное, человек, сделанный из льда. Мне было бы теплее спать в самом ручье.
Тусклый свет зари просочился через кривые ветки деревьев над их головами. Стали видны облака, окрашенные солнцем в жемчужно-белый цвет. Мэддок медленно встал и начал поднимать свой жакет.
— Ай! Это же единственная теплая вещь! — жалобно сказал Валентин, потянув жакет к себе. Со страшной неохотой он поднялся с земли и проковылял несколько шагов взад-вперед. — У меня словно шишка в позвоночнике; отныне я никогда не буду здоровым человеком. И все это из-за этой земли, где нет солнца.
Мэддок нахмурился. Где Стенелеос? Где третий член этой странной копании? Мэддок оглянулся и увидел Стенелеоса, спокойно стоящего неподалеку, на вершине небольшого холма, со скрещенными на груди сильными руками. В том, как он стоял, было что-то монументальное. «Упаси, Господь, когда-нибудь испытать на себе его силу», — подумал Мэддок.
Он грубовато ткнул Валентина в бок:
— А как же он? Он ведь даже не прилег вместе с нами, чтобы хоть чуточку согреться.
— Кто? Он? — ухмыльнулся Валентин, но, взглянув на Стенелеоса, сам невольно выпрямился, на мгновение забыв о своем жалком положении. — Он одет в свою натуральную меховую одежду.