Косовский закончил и вопросительно взглянул на командира. Шестун молча рассматривал звезды сквозь панель обзора. Повисло тягостное молчание.
— Ты согласен со мной, Андрей? — наконец спросил Косовский.
— Что ж — твоя версия очень похожа на правду. Но… — сделав паузу, Шестун грустно улыбнулся. — Но есть несколько принципиальных возражений. Слушай внимательно. Начнем с того, что я еще ни разу не попадал в ситуацию, когда бы корабль оказывался вне зоны действия нейтринных маяков. Приборы у нас действительно работают нормально — во всяком случае они прекрасно регистрируют положение и работу бикронных реакторов. А раз так, то они должны были бы фиксировать и работу маяков, если не в нейтринном, то хотя бы в бикронном диапазоне. Сеть маяков расположена так, чтобы в любой точке известной и достижимой части Вселенной можно было бы запеленговать от трех до восьми маяков. Как минимум — трех! И все это с учетом того, что они будут периодически перекрываться звездами, туманностями и прочими экранирующими объектами, затрудняющими поиск. Однако мы, сделав полный круг вокруг остатков Паутины Циолковского (если это, конечно, Паутина — тут я с тобой согласен) и не запеленговали ни одного маяка. Таким образом, либо все ближайшие маяки экранируются, что практически невозможно, либо их просто нет в окружающем нас пространстве, что уже просто невероятно.
— А если мы вне нашей части Вселенной? Вдруг мы ушли слишком далеко? со страхом прошептал Косовский. — Тогда становится вполне понятным, почему мы не пеленгуем маяка.
— До края видимой части Вселенной, вернее, до того горизонта, который берет свой отсчет с Земли, нам оставалось 12 млрд световых лет. Максимальная скорость «Мира» в виртуальном пространстве — 1 млрд световых лет на земной год. Даже внешне видно, что мы все прожили в любом случае не больше 2–3 лет даже с тем условием, что «Мир» шел незаметно для нас с максимальной скоростью. Но в таком случае мы должны были быть в 9 млрд световых лет от горизонта с центром на Земле, а значит, даже в этом случае, мы были бы среди десятков маяков и знакомых Каталогу звезд. Данные Каталога не стерты. Теоретически Центральный компьютер указывает, что мы находимся совсем рядом с системой Витязь А — Витязь Б. На практике он отказывается это подтвердить. Да и никаких признаков того, что мы незаметно перешли сверхсветовой и сверхгравитационный барьеры, нет! Мы их не проходили. Мы и в самом деле рядом с Витязем А — Витязем Б.
— Где же Витязи? — спросил Косовский и растерянно посмотрел на Шестуна.
Подождав, пока старший вахтенный офицер осмыслит только что услышанное, Шестун добавил:
— Я очень боюсь, что нет не только Витязей или маяков. Нет и Земли. Или уже нет, или, что даже более вероятно, еще нет.
— Как это нет? — удивленно переспросил Косовский и посмотрел на командира странным и, вместе с тем, цепким, пытливым взглядом, словно хотел проникнуть внутрь его головы, прочесть его мысли.
— Ишь, как посмотрел! — засмеялся Шестун, но улыбка тут же исчезла с его лица: — Не волнуйся, я не спятил. Вокруг нас изменился весь мир. Нет ни нашей флотилии, ни знакомых звезд. Есть только какой-то обрывок, отдаленное подобие нашей Паутины. Лишь жалкое подобие Паутины Циолковского. Так?
Косовский кивнул и нервно сглотнул слюну.
— Но есть один старый космический постулат — если меняется все вокруг, а ты остаешься прежним, значит, на самом деле что-то произошло с тобой, а не со всем миром. Об этом немало писали фантасты. Со Вселенной ничего не произошло. Она есть. Там остались «Де Голль» и «Филадельфия» и, думаю, что они нас ищут.
— Значит, по-твоему, это не Вселенная. Не наша Вселенная?! Где же мы, по-твоему, черт возьми?! — почти закричал Косовский.
— Кажется, я знаю, где. Не надо кричать, Игорь — старший офицер флотилии должен уметь владеть собой. Всему свое время — я ничего не скрываю от тебя, просто хочу кое в чем еще раз убедиться. Я особенно должен быть внимателен к тому, что говорю, уже в силу своей должности. Я — командир и отвечаю за все лично! — напомнил Шестун.
— Извини, но мне ты мог бы и сказать, — ответил Косовский и посмотрел командиру в глаза.
Шестун откинулся на спинку кресла и некоторое время сидел молча. Затем резким движением принял прежнюю позу и сообщил:
— Через десять минут я скажу тебе все, что думаю, но вначале выслушаем данные, которые собрала Даша Рыбачук, она из лаборатории анализа излучений.
Командир нажал кнопку связи с лабораторией АИ и на экране появилось лицо красивой, черноволосой девушки, так хорошо знакомое Косовскому.