Рядом с «Миром» и с другого бока плыла точно такая же «Филадельфия». Ошеломленный Шестун некоторое время изумленно переводил взгляд с одного корабля на другой, затем посмотрел вверх. «Филадельфия» была теперь везде, образовав вокруг «Мира» своеобразный плотный цилиндр. Вверху можно было отчетливо рассмотреть «днище» соседей, зато внизу прекрасно просматривался «верх».
Зажегся экран экстренной связи и на мониторе появилось лицо Абу Сина, вахтенного офицера дежурной смены:
— Командир — люди взволнованы! Они просят объяснить, что происходит?!
— Это обыкновенный мираж. Своеобразная космическая Фата Моргана. Успокойте людей. Показания приборов свидетельствуют, что мы стабильно движемся в Паутине Циолковского. Сейчас мы проходим сквозь область аномальных оптических явлений, зафиксированную приборами ранее, — солгал Шестун и, немного подумав, приказал: — Поставьте оптические фильтры во всех служебных отсеках, кроме боевой рубки и лабораторий.
— Есть, — кивнул Абу-Син и исчез с экрана.
— Зачем ты оставил изображение в лабораториях? — удивился Косовский.
— Сейчас люди там все равно ничем не заняты — пусть посмотрят. Может быть, это самое грандиозное зрелище из всего того, что они увидят за всю свою жизнь. А вот в служебных отсеках не до того — там эмоции не нужны, пояснил командир.
Взглянув на мираж, Шестун почувствовал какой-то необъяснимый, суеверный ужас, словно Космос неожиданно превратился в таинственное и всемогущее существо. «Мир» и «Филадельфия» были маленькими островками среди этого хаоса изображений и Шестун мысленно обратился молитвой к Создателю. Его спутники в рубке чувствовали то же самое. Мюррей и вовсе лишился дара речи и, как загипнотизированный, не мог оторвать взгляд от череды миражей. Косовский был бледным и, несмотря на две инъекции ЛМД, чувствовал себя неважно.
— Что, Игорь, не по себе? — спросил Шестун и улыбнулся натянутой, неестественной улыбкой.
— Андрей, я не знаю, куда нас занесло. Может это край Вселенной?! Может дальше ничего нет, а? — прошептал Косовский, разглядывая миражи.
— Это не может быть край Вселенной. Мы в области Е-750-751. Это всего млрд св. лет от Солнца. Вокруг на несколько млрд св. лет пространства и звезд, внесенных во все каталоги. Так что до края Вселенной, если он даже и есть, отсюда далековато. Да и самого края, наверное, нет. Во всяком, случае в пределах прямой видимости. Так что здесь что-то другое, — возразил Шестун, тем не менее, напряженно всматриваясь в миражи.
— Может увеличим скорость? — предложил Косовский.
— Вот этого мы делать не будем — мы не знаем, в каком пространстве движемся. Так что лучше пойдем медленнее. Если будет явная угроза кораблю, можно перейти на сверхгравитационную. Это, конечно, займет время и мы потеряем связь с «Де Голлем», но это наш резерв.
Шестун не отрывал взгляда от панорамы миражей. Наконец, ему показалось, что их количество немного уменьшилось, а свободное от отражений пространство впереди увеличилось. Через мгновение командир понял, что это и в самом деле так. «Филадельфия» начала меняться на глазах и постепенно растягиваться в стороны, принимая все более расплывчатые очертания.
— Андрей, с «Филадельфией» что-то происходит! — крикнул старший вахтенный офицер, от которого тоже не укрылись значительные перемены в картине миражей.
— Я думаю, что сама область пространства, в которой мы находимся, меняет свои оптические свойства. «Филадельфия» идет рядом с нами. Думаю, что они наблюдают схожую картину, когда видят нас, — немного помедлив, ответил командир.
— Командир, есть одно «но», — впервые вступил в разговор наконец пришедший в себя Мюррей.
Шестун и Косовский удивленно переглянулись — в пылу обсуждения они просто забыли о существовании венерианина.
— Согласно показаниям приборов, расстояние до «Филадельфии» увеличивается. Более того — соседи уходят от нас. Пока это чувствуют только приборы, но видимые изображения уже изменили курс. Причем это характерно для всех… «Филадельфий», — Мюррей даже запнулся, растерявшись из-за кажущейся нелепости своих собственных слов, — Вернее, всех отражений «Филадельфии», которые нас окружают. И еще…
— Что еще? — быстро спросил Шестун.
— Ничего, — смутился Мюррей и, заметив, что командир недоволен тем, что он не договорил фразу до конца, пояснил: — Радиосвязи по-прежнему нет.
Еще через несколько часов полета миражи почти окончательно исчезли, лишь позади, на фоне вновь ставшего привычным зеленовато-медного пространства едва можно было различить огромные силуэты последних призраков. Но вместе с миражами исчезла и «Филадельфия». Наконец, когда исчезли последние остатки Фаты Моргана, Шестун окончательно убедился в том, что «Филадельфии» нигде нет в пределах прямой видимости. Плотность туманности возросла до 8 г\см куб. и это уже значительно превышало плотность марсианской атмосферы. Конечно, заметить «Филадельфию» теперь было сложнее, но хуже всего было то, что приборы не могли зарегистрировать нигде поблизости даже отдаленное подобие корабля, лишь позади вновь стал видимым в бикронном диапазоне пройденный неизвестный объект.